Эпизод 2. January

Редкое зимнее солнце ослепляло, врываясь в окна квартиры, чертить не было ни какого желания, а валяться на диване без дела не давала совесть. Послонявшись из кухни в комнату и обратно и убедившись, что чувство вины впадать в спячку отказывается, Надя пошла на сделку с собой: вооружилась моющими средствами, перчатками и, включив погромче обожаемых 30 stm, отправилась начищать ванную комнату. Полируя зеркало, она в голос подпевала Джареду, особо не стараясь попасть в ноты. В конце концов, она рисует хорошо, а рулады пусть красиво выводят специально обученные люди. Соседи в стенку не стучат и ладно.
В процессе закидывания в стиральную машину одежды, который тоже осуществлялся в ритм песням и пляскам, она набрала домашний номер и пообщалась с мамой. Мама переживала, хорошо ли питается её дочурка, не отощала ли она на английских тостах, не замёрзла ли под британскими дождями и не заблудилась ли в лондонских туманах. Заверив её, что английский завтрак даст фору всем белорусским обедам, дождей не было уже неделю, светит солнышко, а на случай тумана у неё есть карта, фонарик и свисток, Надя перебралась на кухню.
Трель дверного звонка каким-то чудом прорвалась сквозь «Such a beautiful lie to believe in», застав девушку стоящей на подоконнике, где она пыталась с помощью подручных средств починить жалюзи. В качестве подручных средств использовался внушительных размеров кухонный нож. Напевая, она спрыгнула с опасной высоты и отправилась открывать.
- О, Фабрегас!
На пороге её квартиры стоял именно он, что оказалось весьма неожиданным. Надя, конечно, бережно хранила листочек с его телефоном и даже набрала его один раз, чтобы сообщить итог своей эпопеи с наймом квартиры. Но этим всё и ограничилось. В теории он никак не мог образоваться рядом с ней, потому что просто не знал номера дома и квартиры. На практике же вот он, само очарование в замшевой куртке, милый и уютный, переминается в коридоре с каким-то кульком в руке и с сомнением её разглядывает.
- Если ты не хочешь никого видеть, то я уйду, просто скажи. Зачем сразу за оружие хвататься? – произнёс он.
Девушка засмотрелась на его шевелюру и не сразу сообразила, о чём он. Хотя картинка была та ещё, наверно. Резиновые перчатки на руках, большой фартук и нож, всё на фоне громких криков и гитарных соло. Она зловеще усмехнулась и ответила:
- Заходи, не бойся. Свою норму по расчленёнке я сегодня уже выполнила.
Сеск хмыкнул, но в квартиру вошёл, аккуратно прикрыв за собой дверь.
- А как ты меня нашёл? – дала волю любопытству Надя.
- С трудом. Мне пришлось пять раз сфотографироваться, дать девять автографов и…, - он поднял глаза к потолку, что-то посчитывая, - ну раз 20 улыбнуться, пока мне не попался человек, знавший где ты живёшь.
- Ох Боже мой! И к чему же такие жертвы?
- Вот.
Он протянул ей свой пакет. Пока Сеск разувался и освобождался от куртки, Надя заглянула внутрь, отложив орудие труда на диванчик. Она честно попыталась понять, что это там внутри такое, но не получилось.
- Что это за какашки? – озадаченно пробормотала она внутрь кулька.
- Это чуррос! – возмутился парень. – Очень вкусно.
- Это едят? – поразилась Надя.
- Ну конечно! Правда они остыли, но у тебя же есть микроволновка, я надеюсь.
Он отобрал у неё непонятные чуррос и безошибочно определил направление на кухню. Девушке оставалось только пойти следом, до сих пор не веря, что по её полу ступает четвертый номер «Арсенала».
- Это большая наглость с твоей стороны, Фабрегас, - сообщила она. – Теперь мне придётся поить тебя кофе.
Он посмотрел на свои наручные часы и попросил:
- Лучше чаем. Почти пять.
Надя на мгновение засомневалась в его испанском происхождении, но спорить не стала. Чай, так чай. В такой компании, хоть какао, хоть манную кашу с комочками. Хозяйничая у плиты и рассказывая о своём обиталище, она не могла вспомнить в какой именно момент ей вдруг начал нравится этот молодой жгучий брюнет. Ведь ещё осенью она знать не знала ничего о турнирной таблице АПЛ, а теперь каждые выходные садилась перед телевизором и едва не размахивала красным флагом. А уж при появлении Сеска на экране её слюноотделение принимало катастрофические размеры. Пожалуй, посоперничать с ней в этом вопросе смогли бы только собачки Павлова.
Она развернулась к своему гостю, чтобы убедиться ещё раз, что ей всё происходящее не снится, и обнаружила, что Сеск вытащил из папки на столе лист грумбахеровской бумаги и что-то на ней чиркает её любимым карандашом.
- Если ты сломаешь мне грифель, - предупредила Надя, - я вернусь в коридор за ножом.
Он проигнорировал угрозу, даже взгляда от рисования не поднял. Просто подпёр щеку рукой, и девушке пришлось ухватиться за подоконник, чтобы не рухнуть на пол, потому что колени разом ослабели. Если бы она была парнем, а Сеск – девушкой, она бы уверенно заявила, что её (или уже его?) тут активно соблазняют на собственной кухне. А уж когда испанец привычным образом закусил нижнюю губу, Наде захотелось просто взвыть в избытке чувств. Она бы, наверно, сбежала в комнату от греха подальше, но тут Сеск заговорил, тихо, задумчиво, будто сам с собою:
- Ты необычная, Эсперанса. Не такая, как все. В смысле, не такая, как все, кого я знаю. Я всё думал, что ты ещё раз позвонишь, а ты не звонишь. Это здорово. Интересно. Вот я и приехал.
Он замолчал, изучая то, что изобразил, а девушка почувствовала, как впервые за долгое время все слова улетучились из головы вместе с иронией и юмором. Хотелось просто стоять и смотреть на него, долго, бесконечно, и пусть он хоть все запасы бумаги изведёт вместе с карандашами. И показалось, что отдельно взятая часть её квартиры повисла где-то в безверменьи, в каком-то фантастическом нигде. Ведь ну не может же быть такого! Ладно, один раз чудо в виде случайной встречи со «звездой» ещё допустимо, даже с точки зрения теории вероятности. Но то, что эта же самая «звезда» найдёт тебя во второй раз, принесёт тебе к чаю угощение и начнёт отвешивать комплименты… Все функции распределения должны сойти с ума для подобных совпадений. Этого просто не-может-быть!
Надя как в тумане шагнула к столу, сама не зная, что сейчас сделает: запустит пальцы в густую шевелюру, накинется с поцелуями или будет глупо стоять и молчать, - и тут её взгляд упал на рисунок. При виде странного существа, отдалённо напоминающего человечка с ножками от таксы и ручками от гориллы, потерявшееся было сознание вернулось на своё законное место.
- Да ты монстрище! – воскликнула девушка. – Боттичелли с Рафаэлем просто отдыхают, а Матисс с Моне курят в углу.
Сеск посмотрел на неё так, будто у неё на голове выросли антенны, и она начала передавать сигналы в космос.
- Ты это сейчас с кем разговаривала?
Она отмахнулась, потому что объяснять пришлось бы долго, а остановить её лекции о великих художниках до сих пор удавалось только любимому белорусскому Ромео, да и то исключительно заткнув рот поцелуем.
- Неправильно ты, Фабрегас, карандаш держишь. Чего ты вцепился в него? Нежнее, кисть расслаблена, движения лёгкие, без нажима. Дай покажу.
На какое-то время она забыла обо всём, душа, мысли, эмоции сконцентрировались на остром кончике грифеля, перетекая на бумагу тёмными штрихами. Под её рукой рождался новый мир, сначала робкий, едва видный, совсем непонятный. Постепенно он наливался объёмом, перспективой. Ещё одно волшебное движение карандаша – и рисунок встряхнулся, ожил, задышал.
- Madre mio, tu eres una maga, - восторженно прошептал Сеск.
- Что? – переспросила Надя и первый раз встретилась с ним взглядом.
Смотреть в его шоколадные, по-детски добрые, отражающие солнечный свет из окна глаза было просто невозможно, но и оторваться сил не хватало. Она поняла, что пропала в этот самый момент, растаяла весенним снегом, и всё внутренние стены пали перед невероятным испанским обаянием.
- Ты так можешь и красками? – поинтересовался он, продолжая гипнотизировать её.
- Да, конечно, - кивнула Надя, плохо понимая собственные слова.
Обрывками мыслей она благословила собственного учителя английского за то, что может сейчас практически на автомате разговаривать на чужом языке.
- Сможешь расписать стену в моём доме?
Нет, всё-таки её английский был не достаточно хорош, потому что на сложносочинённое предложение её уже не хватило. Она смогла издать только какой-то нечленораздельный звук. Оказаться в его доме? Создать картину на стене? Оставить собственный след в его жизни? Рождество же прошло уже давно, и вдруг такой подарок!
Он по-своему понял ещё мычание, и быстро уточнил, помотав головой и разрушив магию взглядов:
- Я заплачу за работу. Просто я искал художника, а ты так здорово рисуешь. Но если не можешь…
- Какое сегодня число? – перебила его девушка.
Сеск от неожиданности осёкся, но ответил, взглянув на наручные часы:
- Седьмое января.
Надя откинулась на спинку стула и счастливо рассмеялась. Католическое Рождество прошло и подарило ей первую встречу с испанцем, а православное Рождество принесло невероятный шанс на продолжение знакомства. Хорошенький сюрприз под ёлку! Бантика не хватает. И обёртки, чтобы было что сорвать. Жалко, что такие праздники случаются только два раза в год. Хотя… Когда там китайцы новый год справляют?
- Я распишу тебе хоть весь дом, Фабрегас, - заверила она его. – Включая окна, подвалы и чердаки. Хочешь, и тебя заодно разрисую? Со скидкой за опт.
- Э нет! – усмехнулся он. – Боюсь, Карла не поймёт, если я к ней приеду весь в цветочек или в крапинку.
- Могу под оленёнка Бэмби сделать, - не отступалась девушка. – Или гламурно – под жирафа.
Нахохотавшись до колик в животе, они переключились на обсуждение рабочих вопросов, заедая их разогретыми чуррос и запивая чаем. Сеск пообещал встретить её завтра же у Oxford Circus и отвезти на место будущего трудового подвига, дабы оценить масштаб и стоимость. Сомнительно выглядевший испанский десерт оказался очень жирным, но вкусным настолько, что надёжно спрятался в желудках за считанные минуты. Через полчаса Сеск отправился выгонять его из организма на тренировке, а Надя попросту удобно устроилась на диванчике оттопырившимся желудком кверху, слушала музыку и прикидывала какой там следующий праздник по календарю. По всему выходило - 14 февраля. Что выкинет её разыгравшийся ангел-хранитель к такому торжеству, девушка предпочла не загадывать. Ведь неожиданные подарки всегда приятнее.