Эпизод 3. May
Дождь лил, не переставая, двое суток подряд. Город пропитался влагой как тяжёлое одеяло, и даже после того, как наконец-то выглянуло солнце, казалось, что капли висят в воздухе. От реки, из подвалов, от земли в многочисленных парках Лондона тянуло сыростью и холодом. Промозгло и мерзко.
Надя впервые за то время, что училась в Англии, заскучала по дому. Май на дворе, в Минске уже тепло и приятно. Там солнце, там друзья и папа с мамой, там белорусский Ромео, который не заставит сидеть с телефонной трубкой в руках и ждать-ждать-ждать. Она ненавидела себя за это ожидание и жалкое, какое-то недостойное желание услышать голос Сеска. Иногда она начинала ненавидеть этого испанского мачо. А иногда просто сидела на диване, поджав ноги, и бездумно смотрела в погашенный телевизор. Плакать не хотелось совсем, просто пусто было в груди и голове. Пусто, тоскливо, промозгло и мерзко.
Где-то, вдобавок ко всему, она умудрилась простудиться. Нос заложило так, что пробку не пробивали самые разрекламированные капли, голова гудела, а малиновое варенье, присланное из дома, она съела ещё зимой.
Спасаясь от озноба, девушка завернулась в роскошный плед, вооружилась кружкой с чаем и уселась на диван, с которым ещё каким-то чудом не срослась за несколько недель. Неизменный телефон лежал рядом, хотя надежды уже не осталось. Это в прошлый раз он караулил под окнами, а сейчас, получив своё, даже не соизволил объявится. Надя перебрала в уме всех рогатых животных, чтобы подобрать подходящее ему определение. Беда была только в одном – у Сеска не было рогов, потому что уж, по крайней мере, она ему их не наставляла. И полумифическая Карла, наверное, тоже. По всему выходило, что рога, скорее всего, есть у них обеих, у бедного, ни о чём не знающего Ромео, один испанец ходил без ветвистого украшения.
- Вот ведь козёл, - в сердцах совершенно несправедливо припечатала Надя.
Впрочем, злости тоже надолго не хватало. Она снова уставилась в противоположную стенку, с горечью осознавая – появись сейчас Фабрегас на пороге, она снова всё ему простит. Ему ведь завтра день рождения. Она могла бы организовать ему романтический подарок. Свечи, вино, красивое бельё. Очередная судорога пробежала по бокам, но родилась она не от простуды, а от воспоминаний о происходившем в спальне дома Сеска.
Надя безнадёжно вздохнула. Размечталась, девушка! Во-первых, никто тебя больше в гости не зовёт, а во-вторых, он наверняка потащится завтра в очередной ночной клуб. И плевать, что завтра же игра с «Эвертоном».
Что же беспросветно-то так на душе?
Трубка разорвалась звонком настолько неожиданно, что девушка подпрыгнула на месте. Несколько секунд она смотрела на мигающий экран, не веря собственным ушам и глазам. Только когда вопли телефона приобрели совсем уж возмущённые оттенки, она взяла его в руки. Определившийся номер ни о чём ей не говорил, но сбрасывать вызовы было не в её привычках.
- Алло?
- Добрый день, стремительная леди. Подскажите, где вы живёте?
- На Леман-стрит…, - начала машинально отвечать Надя, лихорадочно соображая, откуда знает этот голос. – Подождите! С какой стати я буду вам говорить где живу? Кто это вообще?
- Хм, много кто называет вас «стремительной леди»? Это Ван Перси.
Она в ещё большем замешательстве назвала свой адрес, а спросить, что же такое случилось, он ей не дал – отключился. За то время, пока он не позвонил снова, на этот раз в дверь, девушка успела напридумывать сотню различных причин. Все, как одна, сходились на неприятностях для Сеска. Может, он заболел? Травмировался? В аварию попал?
- Здравствуй… Ооооо, ты болеешь что ли?
Робин возвышался над ней на целых 20 сантиметров, если не больше, поэтому Наде пришлось отступить, чтоб увидеть его целиком.
- Что-то случилось? – потребовала она. – С Сеском всё в порядке?
- Да что с ним сделается? – отмахнулся он. – Ты поэтому хандришь? Из-за него что ли?
Девушке вдруг стало неприятно от внезапного вторжения в квартиру и душу. Зачем она вообще сказала ему своё местообитание? И кто дал ему её телефон?
- Ты откуда мой номер знаешь?
- У твоего любимого Сеска очаровательная привычка разбрасывать свой мобильник, - непрошенный гость, совершенно не смущаясь, отправился в комнату, бесцеремонно разглядывая всё вокруг. – То в одном месте оставит, то в другом.
- Ты что, копаешься в чужих мобильниках? – возмутилась Надя абсолютно искренне так, будто он залез в её телефон.
- Только когда очень нужно, - успокоил её Робин, остановившись перед столом с компьютером. – Не мог же я вдруг попросить твой номер у Фабрегаса. Это ты упражнялась?
Он указывал на одну из копий известных картин, повторением которых иногда развлекалась девушка. Ей нравилось пытаться рисовать в различных манерах, экспериментировать, а наиболее удачные результаты вешать на стены.
- Очень хорошо, - кивнул Ван Перси. – Почему именно «Впечатление»?
- Только не говори мне, что разбираешься в живописи, - усмехнулась Надя.
- «Впечатление, восход солнца» Клода Моне. Оригинал в музее Мармоттан, Париж. А рядом копия с «Кафе под открытым небом «Генгетт» на Монмартре» Ван Гога, но она не так качественно получилась. Это «Натюрморт с ирисами» того же Ван Гога…
- Ладно, убедил! – перебила его девушка.
Если бы он начал сейчас рассказывать ей про технику мазков и смешение красок, пришлось бы падать в обморок от неожиданности. И так мир куда-то медленно, но верно поплыл, переворачиваясь с ног на голову.
- Откуда ты знаешь?
- У меня мама – художник, а папа – скульптор, - улыбнулся Робин. – Это я тут в футбол играю.
Он снова пустился в путешествие по квартире, периодически оглядываясь на хозяйку. А она опять устроилась на диване, в очередной раз потеряв интерес ко всему окружающему. Вот бы на месте высокого голландца оказался испанец ростом чуть пониже. Это так в его стиле – заявится внезапно и начать болтать. Правда, о картинах он болтать бы не смог, да это и не важно. Зато он так надувает и поджимает губы, когда говорит, что хочется накинуться и заставить молчать поцелуями.
- Иди-ка сюда!
Ван Перси выдернул её в реальность, ухватив за руку и потянув в коридор. Там он за плечи развернул её лицом к зеркалу и спросил недовольно:
- Когда в последний раз в зеркало смотрелась? Куда делась красотка из «Министерства звука»? Бледная, будто всю зиму в склепе просидела.
- Это аристократичная бледность, - недовольно пробурчала Надя.
- Да? А выглядит как бледноватая аристократичность.
Он оставил её стоять в коридоре, а сам стремительно пошёл на кухню, где поднял жалюзи и распахнул окно.
- Засела тут! На улице тепло, солнце светит. Надя, май, а ты киснешь! Что случилось-то? Один ходит вздыхает, другая впала в сплин. Как дети!
Ван Перси бушевал на кухне, девушка разглядывала себя. И правда, выглядит как смерть – косы не хватает. Под глазами синяки, нос красный, чёрная шевелюра непричёсанная, глаза грустные, как у побитой собаки. И всё из-за кого? Из-за одного поганца, который и Моне от Мане не отличит, да он вообще даже и фамилий таких не слышал, наверно. Фу! Она думала, чем клин выбить. Народное средство никто не отменял – другим клином. Может, вот этим, который сейчас возмущается рядом?
Она упрямо и со злостью сжала зубы и развернулась.
- А ты что? Спасатель Малибу?
- Нет! Я Чип и Дейл, - не растерялся Робин. – Давай, одевайся, пойдём. Тебе развеяться надо.
Совместный поход с целью «развеяться» вполне подходил под вышибание клином, поэтому девушка раскрыла шкаф. Вытащив серую водолазку и взявшись за домашнюю майку, она обнаружила, что Ван Перси очень внимательно за ней наблюдает, прислонившись к дверному косяку.
- Отвернись, будь так любезен.
- Ох Боже! Есть что-то, чего я ещё не видел? То чёрное платье было весьма откровенно.
- Робин, - предостерегающе начала она.
- Ладно-ладно.
Он не просто отвернулся, а ретировался на балкон, так что Надя могла смело раздеться хоть догола. Переодеваясь, и чуть позже сидя в его машине, она всё гадала, зачем же вообще согласилась куда-то с ним пойти. Что за чёрт толкает её изнутри? Она же никогда в жизни не бросалась на незнакомых мужиков, а уж тем более под них. Вряд ли Ван Перси будет настолько благороден, что не потребует чего-либо в конце вечера. По крайней мере, его репутация не способствует подобной невинности. Просто так надоело изнывать от одиночества, ощущения брошенности, что хоть на стену лезь. Хотелось вырваться из кокона тоски и безысходности, взорвать весь равнодушный мир, сделать больно… Вот только кому, девушка не могла понять.
Голландец молчал всю дорогу, изредка бросая на неё взгляд и чему-то усмехаясь. Похоже, тишина наедине с незнакомым человеком его не смущала. Надя успела отвыкнуть от отсутствия разговоров, поначалу она старалась придумать тему для беседы, а затем отказалась от бесполезной затеи. Дома мелькали за окном машины, улицы сменяли друг друга, лучи солнца скакали между зданиями, настырно ползли в глаза. Девушка откинулась на спинку, прикрыла веки и будто провалилась в собственные эмоции, которые сдерживала все последние недели.
Ну за что ей такое? Почему Сеск так с ней? Что плохого она ему сделала? Она же старалась, чтобы всё было как можно лучше. Разве всё его поведение не говорило о том, что они вместе, и она ему не посторонняя и случайная? Довольно долго она искала по всему дому следы других женщин, Карлы, к примеру, и не находила. Зачем он дал ей поверить в то, что он её любит? Зачем вообще являлся под окна в конце зимы?
Стоило позволить всего одной слезинке скатиться из-под ресниц, и дальше их поток было невозможно остановить. Надя плакала в чужой машине по дороге неизвестно куда, глаза щипало от растекающейся туши и едкого горя. Было жалко себя как маленькую девочку, незаслуженно обиженную, неоценённую. И как избавиться от жалости совершенно непонятно.
Лёгкий толчок сигнализировал о том, что они приехали. Ван Перси зашевелился совсем рядом, и Надя решила: если он сейчас полезет к ней, она врежет ему со всей дури, и пусть дальше будет, что будет. Однако через несколько мгновений она услышала:
- Вот, возьми.
Девушка с трудом открыла глаза и уставилась на пачку бумажных платков в его руке. Весьма кстати, но что вдруг за трогательная забота? С опаской вытаскивая салфетку из упаковки, будто она могла взорваться или укусить, Надя настороженно посмотрела на голландца, но тот и не думал ухмыляться. Просто сидел и ждал, пока она приведёт себя в порядок.
- Может, воды тебе дать? Попьёшь – легче станет.
Это было уже слишком! Она мотнула головой, отказываясь, и оглядела местность снаружи. Робин припарковался на краю широкой подъездной дороги, ведущей к небольшому зданию, которое могло быть только церковью. Тяжёлая арочная деревянная дверь в портале входа, розетка над ней, стрельчатые окошки слева и справа, даже маленькая колокольня сбоку прилепилась. В качестве обрамления – раскидистые деревья вокруг.
- Ты меня помолиться привёз? Я – православная, а ты - мусульманин, по-моему. Ничего не перепутал?
- Это кинотеатр. Имеешь что-нибудь против?
Надя снова мотнула головой. Кино? Пусть будет. Всё равно. После рыданий на неё накатило равнодушие и слабость: радоваться сил не осталось, впрочем, расстраиваться – тоже.
Тот, кто придумал переделать здание церкви в кинотеатр, не ошибся. Зал оказался не самым большим, но невероятно уютным и камерным: внизу стояли круглые столики, совсем как в каком-нибудь кафе, на балконе расположились привычные ряды кресел. Такого уюта не найти ни в одном из огромных мультплексов, а фильмы, что не говори, воспринимаются один на один лучше, чем в огромной хрумкающей поп-корном толпе. Если это, конечно, настоящее кино, а не сверкающий аттракцион для восприятия спинным мозгом.
Робин купил билеты на балкон, где людей практически не было, так что никто не обращал внимания на них и не лез за автографами к нему. Хорошее местечко, почему Сеск про него не знает? Можно было бы вместе ходить сюда, не прячась под кепками и очками. На экране царили 30-е годы 20 века и захватывающие дух пейзажи предвоенной Европы, Надя смотрела на картинки, не ухватывая смысл, просто отдыхала в полутьме. В какой-то момент захотелось свернуться клубочком и уснуть, ну или хотя бы устроиться головой на плече Ван Перси вместо подушки. Она даже обернулась к нему, чтобы оценить насколько комфортен будет такой вариант, и замерла. В профиль голландец оказался гораздо лучше, чем в анфас, даже, пожалуй, лучше незабвенного испанца. Как картина или один из мраморных античных бюстов в музее. Правая ладонь зачесалась от срочной необходимости взять карандаш и зарисовать удачный фокус.
Наверно, она до неприличия долго таращилась на него, профессиональным взглядом оценивая линии носа, скул, подбородка. Что он там себе придумал, девушка могла только догадываться, но рука Робина накрыла её собственную, лежащую на подлокотнике, и слегка сжала, сплетая его пальцы с её. Сам он при этом продолжал невозмутимо наблюдать за героями.
- Эээ…, - протянула Надя, чувствуя, что краснеет как девчонка на первом свидании. – Робин, я…
Слова застревали где-то за голосовыми связками, фразы путались в мозговых извилинах, не находя выхода. Неудобно-то как, чёрт возьми! Хотя следовало ожидать. Зачем ещё садятся с девушкой почти на задний ряд?
- Слушай…
Он внезапно развернулся к ней, позабыв о фильме, поднял свою ладонь вместе с её собственной и произнёс:
- Не переживай, покушаться на твою честь я не собираюсь. А тебе хотелось бы?
Робин прикоснулся к её руке губами, в его глазах явно плясали черти, и Надя захотела вьехать ему хорошенько каблуком по ноге. Вот будет смех! Форвард «Арсенала» получил травму при просмотре кино.
- Да иди ты! Совсем обнаглел? – возмутилась она.
- Я? Не больше, чем обычно. Почему ты руку не отдернула до сих пор?
Она попыталась тут же, но Ван Перси не отпустил.
- Скучаешь по Фабрегасу?
- Отвали, - разозлилась девушка. – Что ты лезешь?
- А чего ты ждала? Взяла парня за горло и потребовала, чтобы он так признавался тебе в любви, - продолжил он, будто и не слыша её раздражения. – Не верь. Не бойся. Не проси.
- Пошёл …, - выдала она самое шикарное из известных ей английских ругательств, - доктор Фрейд.
- А ну-ка перестань посылать меня! – он не повысил голоса, но Надя по металлическим интонациям почувствовала, что если не замолчит, то очень быстро сама заработает травму. – Я знаю его чуть дольше тебя, поэтому будь добра – послушай и запомни. Фабрегас не прекрасный принц из сказки. Он никогда не будет сидеть с тобой рядом и слюни пускать. Для него друзья всегда важнее родных были, есть и будут. И если ты ждёшь, что он сейчас тебе позвонит, то ошибаешься.
- В прошлый раз, - робко попыталась возразить девушка.
- В прошлый раз он тебя добивался. Что непонятно? – отрезал Робин. – Теперь ты его. Или ты думаешь, он совсем дурак и не понимает, что ты в него по уши влюбилась? Да он загнётся в раздевалке на скамейке, но не позвонит! Молодой, глупый и гордый. А ты, если ещё подольше такую же гордость поизображаешь, дождёшься только того, что он привыкнет без тебя обходиться. Друзей у него меньше не стало, да и Карла никуда не исчезла.
Всё правильно. Девушка понимала – каждое слово является неприкрытой и злой правдой. И от этого делалось только хуже. Встать, встряхнуться, отбросить страдания и мешающую, но всё оправдывающую обидчивость? Можно, конечно, но, черт возьми, почему она должна это делать? Кто из них мужик? И сдаваться не хочется, достаточно того, что она теряет всякую способность трезво мыслить в присутствии Сеска. Должен же быть предел. В конце концов, не она же его у дискотеки бросила!
Наконец-то она смогла выдернуть свою ладонь из его цепких пальцев.
- Нет. Чего это? – с сомнительной логикой ответила Надя на всю речь Ван Перси разом.
Почему именно кличка «Кобра» прицепилась к нему, девушка смогла понять через секунду. Молниеносное движение, отклониться просто невозможно – не хватает скорости, и вот его язык уже между её губ. Надя издала ошарашенное мычание, широко распахнув глаза. Она привыкла, что поцелуй это приятная штука, он доставляет удовольствие, и, как правило, заканчивать нет не малейшего желания. Но тут… Чужой запах, абсолютно непривычная манера, всё неправильное и ненужное. Отвращения не вызывает, конечно, но и продолжать не хочется.
- Понравилось? – осведомился Робин, отстранившись.
- Вообще-то нет, - честно призналась она.
- Вот поэтому и звони первая. Ты ж никого другого не хочешь.
Демонстративно отвернувшись в экран, девушка, тем не менее, подумала, что он опять прав. Забыть Сеска она не может, злиться – только себе хуже делать, реветь надоело. Что остается? Плюнуть, взять телефон и набрать номер. С днём рождения, к примеру, поздравить.
По дороге домой, заметив, что после принятого решения и Лондон кажется краше, и весна теплее, Надя задала мучивший её вопрос:
- Ты-то почему вдруг в роль матери Терезы вошёл?
Ван Перси хмыкнул, сворачивая на Леман-стрит, и ответил:
- Всё просто. Наш чудо-полузащитник думает на поле не о мячах и распасовке, а о небесных кренделях. Меня это достало. Всё-таки конец сезона на дворе. Он меня слушать отказывается, вот я и пробую другой вариант. Так что не думай, что я из благородных побуждений водил тебя в кино. У меня дома сын, жена и кошка сидит неприласканная. Есть на кого излить свою благодать.
- Это теперь благодатью называется? – рассмеялась Надя.
- Испорченная девчонка, - улыбнулся Робин, останавливая машину у подъезда.
Провожать её до квартиры он явно не собирался, и данное обстоятельство девушку только порадовало. Не хватало ещё, чтобы он, вопреки своим словам, решил и её обдать благодатью. Высаживаясь из машины, Надя сказала:
- И всё равно спасибо.
- Пожалуйста, милая леди. И не забудьте позвонить блудному любовнику.
Заверив его, что не забудет, девушка отправилась в путешествие к своей квартире. Лифт по вечерам исправно не работал, вызывая удивление и непонимание, но видимо кто-то успевал его сломать за весь день. Поэтому приходилось заниматься физическими упражнениями – пешком взбираться на восьмой этаж. Зато попа и ноги толстыми не станут на английских завтраках.
За несколько месяцев ежедневных нагрузок девушка уже настолько привыкла к подъёму, что могла незапыхавшись добраться до своей двери. Но сегодня дыхание всё-таки перехватило уже на финише. Играя во что-то на смартфоне, на верхней ступеньке сидел Фабрегас собственной персоной. Судя по увлечённому виду, сидел уже давно. Похоже, Ван Перси недооценил собственное влияние на испанца.
- Привет, - выдавила из себя Надя, старательно усилием воли удерживая стремящуюся уехать крышу.
Тёмные глаза, нос с горбинкой, небритость. Да если покопаться, можно найти кучу недостатков. Уж на статую он точно никак не похож. Живой, родной, любимый.
- Привет.
Он улыбнулся неуверенно, быстро пряча технику, как ребёнок, которого застукали за поеданием конфет.
- Эсперанса, я тут подумал…
Он встал. Нужно было подойти ближе, не стоять площадкой ниже, но девушка не решалась, опасаясь за адекватность своего поведения. Сеск, впрочем, не оставил ей выбора, спустился по лестнице и встал, изучая носки своих кроссовок.
- У меня завтра день рождения. Мы могли бы после игры поехать куда-нибудь, если ты не против.
- Я по дискотекам больше не ходок, - покачала она головой.
- Нет, можно было бы ко мне.
Ещё немного, и он начнёт ковырять носком пол. Наде стало смешно, и обида на него окончательно испарилась. Очаровашка испанская.
- Сеск, ты что, так пытаешься помириться?
Он взглянул на неё исподлобья, и крыша не удержалась, сорвалась и улетала в неведомые дали. А когда он взял её за руку, она удивилась, почему искры не посыпались в разные стороны. Точно так же час назад её держал Ван Перси, а ощущения разняться как небо и земля.
В его глазах мелькнула непривычная сосредоточенность, как отблеск того Фабрегаса, который выходит на газон «Эмирейтс».
- Эсперанса, мне хочется, чтобы мы отметили мой день рождения вместе. И чтобы мы вообще были вместе, - и через паузу: - Я люблю тебя.
Возможно, у неё подкосились ноги и она собралась упасть, иначе как объяснить тот факт, что Надя оказалась в объятиях Сеска?
Они целовались на лестничной площадке долго-долго, пока внизу не хлопнула дверь подъезда. Только тогда они перебрались в ёё квартиру, где окна так и остались открытыми, наполнив комнату ласковым лондонским майским вечером.
Тосковать по Минску расхотелось. Жизнь происходила здесь и сейчас, на песочного цвета простынях и мягких подушках. Другой – и не нужно.