[principessa-sen]

Название: Друзья
Пейринг: Алексис/Давид Сильва
Рейтинг: PG-13
Disclaimer: всё неправда, ну практически всё.
A/N: Всё та же вселенная V. Продолжение Бессонницы, только с другой стороны.

Открывая собственным ключом дверь чужого дома, молодой человек в который уже раз благословил все высшие силы за то, что этот дом ему давно уже не чужой. Можно вот так прийти, когда невыносимо оставаться одному у себя. Тяжело даже не засыпать в одиночестве, к этому Алексис Руано уже успел привыкнуть и даже находил в подобной обстановке свою прелесть. Никто не пинает во сне, никто не сопит и не ворочается. Убивает полная тишина по утрам, когда никто не встретит на кухне, некому сказать «Привет» и некому улыбнуться. Убегая от завтрашнего утра, он и приехал сегодня вечером в дом своего друга.
Было уже поздно, Алексис рассчитывал тихонько пробраться в комнату, где обычно спал, когда бывал в гостях, но полоска света, падавшая на плитки коридора, дала понять: кто-то бодрствует. Завернув за угол, он обнаружил шебуршащего на кухне Давида.
- Привет, - удивлённо воззрился он на друга. – Ты чего это не спишь?
- О, Але, привет, - шмыгнул носом в ответ хозяин. – Да вот насморк замучил. Пока закапывал в нос, захотелось есть. Будешь?
Оценив накромсанные бутерброды, которых бы хватило не то что на двоих, а на всю семью, Алексис согласно кивнул.
- Матч с «Хересом» не прошёл даром? – уточнил гость, пережевывая первый гигантский кусок.
- Дождь или снег - что там падало? - всю дорогу. Естественно.
- Бедняга.
Давид пожал плечами, огляделся и предложил:
- «Тендида» осталась. Давай выпьем что ли.
Друзья быстро перебазировались к стойке вместе с тарелкой, початой бутылкой и бокалами. Вино играло рубиновыми отблесками в свете маленьких светильников, на удивление быстро давало в голову и пахло фруктами. Всё бы ничего, но Алексис редко видел Давида пьющим, да ещё и с таким сосредоточенным лицом. Будто на поминках.
- Что случилось? – не выдержал он. – Не простуда же тебя расстроила.
Тот крутанул ножку бокала между пальцами, так, что вино чуть не расплескалось на белую столешницу, ещё раз шмыгнул носом и будто решился:
- Чори случился.
- Опа! – от неожиданности Алексис даже откинулся на спинку стула. – Долго же до тебя доходило. Он ещё летом ушёл.
- Да нет, - тряхнул отросшей шевелюрой Давид. – Ты его видел, когда он меня поздравлять приезжал?
- И что?
- У него там кто-то есть. В Мадриде. В декабре ещё не было, а сейчас есть.
- С чего ты взял? Он же не мог при всём честном народе броситься на тебя с поцелуями в доказательство своей любви и верности.
- Я чувствую, Але! Я просто знаю и всё.
Взгляд в упор, короткий, но достаточный для того, чтобы поверить – он действительно знает, и чтобы замолчать. Алексис как можно тише выдохнул, будто даже дыхание могло сейчас разрушить хрупкое равновесие. И потом, что тут скажешь? Он сам представлял, каково это, однажды обнаружить, что остался один. Все правильные фразы кажутся фальшивками и хочется придушить каждого, кто их произносит.
- Чёрт! Я знал, что так будет. Сразу знал, но не верил, надеялся. Куда теперь эту надежду засунуть?
- Дави…
- Откроем общество одиноких сердец? – усмехнулся тот.
Теперь скривиться пришлось Алексису. Топтаться по больной мозоли друга конечно в самый раз, когда самому плохо. Давид, впрочем, сразу же спохватился, схватил за руку порывавшегося уйти гостя.
- Извини, Але, прости. Я просто… И так было трудно без него, а теперь вообще. Он же не приедет больше, совестью мучиться станет. Как ты живёшь сам по себе, а?
Глаза у друга были настолько печальные, что Алексису захотелось или заплакать, или засмеяться.
- Ну вот как-то. Когда тошнит от одиночества, к вам вот приезжаю.
В секунду взгляд Давида неуловимо изменился, какая-то злая смелость колыхнулась в нём, как вино в бокале, а пальцы на запястье сжались чуть крепче. Он встал со стула, оказавшись практически вплотную к своему гостю, и у того от чего-то пересохло во рту. Запоздалой сиреной засигналило сознание: «Опасность! Опасность!». Пауза, полная тишина, только сердце заколотилось о рёбра. И тут Давид упрямо вздёрнул подбородок и потянулся приоткрытыми губами…
Вспоминая впоследствии произошедшее, Алексис никак не мог сообразить, что же случилось в следующие полминуты, потому что опомнился он уже, когда Давид судорожно цеплялся за его майку с явным намерением стянуть её и беззащитно, совершенно не стесняясь и дико возбуждающе постанывал между поцелуями. Оказывается, Давид уже сидел на столешнице кухонной мебели, прижимая друга – друга? – к себе, точнее это зашедший переночевать друг крепко вдавливал его в себя, обхватив одной рукой за талию, а другой во всю хозяйничал у него же между ног. Рубиновая «Тендида» сделала всё проще, согрев двоих и воздух вокруг них.
- Дави…
- Да заткнись ты!
После подобного приказа прекратить было невозможно. Алексису стало всё равно кто здесь, перед ним. Так давно этого не случалось, он уже начинал представлять, что чувствуют священники в своём целибате. И вот, наконец-то, сейчас, так хорошо…
- Давид! Давид, это ты там на кухне?
Голос, а потом и шаги на лестнице сеньоры Эвы, подействовали холодным душем. Молодые люди едва успели отскочить друг от друга, когда она вошла из коридора.
- Алексис! Добрый вечер, дорогой!
- Здравствуйте, - как можно радостнее выдавил тот, стараясь так чмокнуть мать Давида, чтобы она не наткнулась на его эрекцию. Объяснить её происхождение было бы затруднительно.
- Что ж вы так поздно не спите?
- Мы как раз собирались, мам.
Пожелания доброй ночи они выслушивали почти на бегу. Выскочив из кухни, они остановились возле лестницы. Алексис уже хотел подтолкнуть Давида наверх, там, на втором этаже, была его комната. Не расходится же сейчас в разные стороны в самом деле.
- Але, прости, не знаю, что на меня нашло. Мне не надо было… В общем, давай забудем. Страшно просто стало, понимаешь.
Значит, расходиться. В полумраке легко спрятать разочарование и даже обиду.
- Конечно, понимаю. И ты прости.
- Ничего, всё нормально, - слышать явное облегчение в голосе друга - всё-таки друга – было почти больно. – Спокойной ночи.
- До завтра.
Спускаясь вниз по лестнице, в уютный цокольный этаж, целиком отданный ему в вечное и безраздельное пользование, Алексис чувствовал себя изгнанным из рая. По утру ему будет кому улыбнуться и кому сказать «Привет», хотя сейчас он предпочёл бы пустоту.