It might sound like I'm an unapologetic bitch, but sometimes I gotta call it like it is
Эпизод 3. February
В доме царила гулкая тишина, почти давящая, выгоняющая за порог. Казалось, что стены, светильники, потолки и сама душа жилища осуждающе смотрят на закончившую свою работу гостью. Так смотрят на излишне задержавшегося визитёра, который надоел до зуда в мозгу, но выгнать было бы неприлично. Часы в соседней гостиной прозвенели 11 вечера, в очередной раз напоминая, что пора бы и честь знать.
Надя вздохнула, взяла со стула сумку и в последний раз оглянулась на стену, украшенную творением её рук. Прямо из холла распахивалось ей навстречу побережье Средиземного моря, теплое, солнечное и почему-то до боли родное. Она создавала эскиз почти с натуры, просмотрев сотни фотографий Аренис-де-Мар – все, что смог найти Сеск. За месяц с небольшим, прошедший с начала работы, она сама будто переселилась в этот испанский городок.
У них сложился определённый ритуал общения, простой и очень уютный. Сеск каждый вечер приезжал на своём «Ауди» к выходу из подземки на Оксфорд-стрит, доставлял её в этот дом и исчезал на тренировку. Несколько часов за красками и кистями в одиночестве пролетали незаметно. К ужину испанец обычно привозил какую-то невероятную вкусность с национальным колоритом, а потом усаживался на ступеньку лестницы здесь же, в холле, наблюдал за девушкой - иногда молча, а иногда развлекая её рассказами. Она услышала про его семью, успела заочно влюбиться в его сестру и маму, узнала всю историю их с Карлой отношений и, конечно же, то, каким образом 16-летний паренёк из «Барсы» очутился в Лондоне.
Довольно быстро у них возникла ещё одна традиция: ночные прогулки по английской столице. Единственное время в течение суток, когда оба были свободны, да за Сеском ещё и не бегали фанатки с ручками и плакатами. Они стояли перед закрытыми дверями Театра Её Величества, любовались с Вестминстерского моста зданием Парламента, казавшимся золотым в огнях подсветки. Наступала очередь Нади делиться подробностями жизни, а Биг Бен исправно отсчитывал их общие минуты.
Утром девушка еле продирала глаза и практически засыпала на лекциях, но какое это имело значение? Ведь перед ней каждую ночь открывалась сказка другой души.
И вот сегодня всему этому пришёл конец. Роспись завершена. Повода для встреч больше нет. Девушка прекрасно понимала, что у известного футболиста полно других дел и забот, что он забудет о их беседах довольно скоро, а глядя на стену холла скорее всего станет думать о родном городе и собственной подружке, и никак не о художнице. И всё-таки было жалко до слёз. Хотелось вцепиться в перила лестницы и никуда не уходить. Ну или хотя бы дождаться хозяина.
Она ждала уже два часа. Изучила всю кухню и столовую, посидела в гостиной перед холодным камином, даже обнаружила позади дома зимний сад, чему невероятно удивилась. Как-то странно было представлять Фабрегаса в перчатках с ножницами и лопатками, поливающим многочисленные горшки с фикусами. А вот от картинок, которые ей пришли на ум в огромной сауне с бассейном, Надю бросило в жар. Ей было любопытно, где же спрятался телевизор с любимой игровой приставкой, но забираться в приватные комнаты на втором этаже девушка не стала. А Сеска всё не было.
И вот, когда тишина чужого дома оказалась невыносимой, Надя смирилась с неизбежным. Наверное, он тоже не любит прощания. А может, гуляет где-то с кем-то другим. Да мало ли что! Они же не парочка влюблённых и даже, пожалуй, не друзья. Она просто на него работала и получила, кстати, очень неплохие деньги. Теперь даже в состоянии прикупить новую машинку. Только почему-то очень хотелось вышвырнуть все фунты в помойку и испортить рисунок так, чтобы пришлось всё переделывать заново.
Надя ещё раз вздохнула, отчаянным жестом потуже затянула пояс на пальто и шагнула к входной двери.
Каким образом тяжеленная створка не влетела ей в лоб, девушка не смогла бы объяснить. Сработала непонятно откуда взявшаяся реакция, и Надя успела вовремя отскочить назад прыжком, сделавшим бы честь любой игривой лани.
- Ой, извини! Я тебя не зашиб?
Когда Сеск волновался, щекочущий испанский акцент становился заметнее, и девушке с трудом далось возмущение на лице.
- Попытка была хорошая, - констатировала она.
Он сгрузил на пол все многочисленные пакеты, с которыми явился домой, и с укором спросил:
- Ты что, собиралась уйти и со мной не попрощаться?
- А ты бы ещё в два часа вернулся! Мне, между прочим, завтра на занятия.
- Ты прям как моя мама говоришь. Добро пожаловать домой, дорогой Сеск.
Девушка хотела ещё отвесить какую-нибудь колкость, но решила, что будет выглядеть глупо и промолчала, надувшись. Слова копились и пытались вырваться, поэтому дуться приходилось всё сильней. Парень тем временем, отвернувшись, потрошил пакеты.
- Сегодня, конечно, уже далеко не середина февраля, но я подумал, что лучше поздно, чем никогда, - сообщил он. – Поэтому, Эсперанса, делаю тебе подарок сегодня.
На яркий электрический свет из злополучных пакетов появилось нечто невероятное. У Нади спёрло дыхание, и всё недовольство сдулось лопнувшим шариком. Сеск держал в руках небольшое, размером со стандартную домашнюю картину, панно. На сияющем бирюзовом фоне, затемнённом по краям до почти чёрного цвета, в обрамлении нежно-малиновых орхидей красовались два профиля, склонённых друг к другу, - мужской и женский. Лица были совершенно непрорисованы, зато длинные пряди волос девушки и густой шевелюры мужчины оказались выложены переливающимися кристаллами. Если бы Надю попросили изобразить нежность, она бы не сделала лучше. Панно идеально, до дрожи и замирания сердца, показывало самое начало любви между двумя людьми.
«Почему у этого товарища на картинке прямой нос?» - проскользнула у неё мысль.
- Я… Это… Господи Боже…
Фразы не складывались, рассыпаясь междометиями, руки отказывались подниматься, чтобы принять подарок. Она просто смотрела на пару силуэтов и удерживала непрошенные и совершенно нетипичные для неё слёзы. Сеск осторожно пристроил панно на комоде и протянул Наде ещё один сюрприз, добивший её окончательно. Из трогательно-розовых хризантем какой-то волшебник-флорист сотворил небольшого настоящего милого медвежонка, державшего в лапках ещё один миниатюрный букет из орхидей. Девушке дарили медвежат и раньше, но все они были из меха. До цветочного чуда не додумался никто. Маленькие ушки, глазки, мордочка растрогали её до такой степени, что Надя забыла как, собственно говоря, зовут самого дарителя:
- Ой, Секс… То есть, Сеск…
Она буквально почувствовала, как щёки наливаются предательским румянцем. Это ж надо так оговориться! А Фабрегас усадил хризантемного зверя рядом с панно и, слегка усмехнувшись, сказал:
- Ничего, можешь и так меня звать, если хочется. Даже интересно.
И прежде чем девушка успела ответить нечто вроде «А либидо не треснет?», он легко прикоснулся кончиками пальцев к её щеке и поцеловал. Привычный мир раскололся, разлетаясь во все стороны мириадами ненужных кусочков. Его губы были неожиданно мягкими, теплыми, чувственными. Девушка неосознанно потянулась к нему, прижалась, почувствовала под ладонью вьющиеся волосы, утонула в его запахе. Он целовал не только её губы, её кожу, он прикасался к её душе, сердцу, бьющемуся у самого горла.
«Я люблю его. Боже! Я же люблю его»
Простая истина полоснула безжалостным светом по всем закоулкам сознания. Всё, что она делала в последнее время, было продиктовано только этой ненормальной, неуместной, нелепой любовью. Что принесут ей такие отношения? Ведь она же как никто другой знает, что он чувствует к далёкой, но всё равно близкой Карле. Сеск никогда и ничего не скрывал, у них почти не осталось секретов друг от друга. И он прекрасно знает о её минском парне. Временная интрижка, пока они оба в чужом порту? Почему бы нет?
И как же он невероятно хорошо целуется! Что же он творит в постели, если так целуется?
- Сеск, нет! Хватит!
Надя оттолкнула его, собрав остатки физических и моральных сил.
«Нет, временной интрижки не будет».
Он отпустил её быстро, но удивление в глазах, в разведённых руках, во всей позе лучше всяких слов требовало объяснения.
«Потому что слишком больно»
Девушка схватила выпавшую из рук сумку и буквально пулей выскочила из дверей, пока он не сообразил её остановить. Ведь вряд ли она будет в состоянии отказать второй раз. Она сбежала с крыльца и быстро-быстро зашагала по тёмной улице к остановке автобуса, глотая слёзы и даже не пытаясь их вытереть. Она оставляла за спиной совместные чаепития, прогулки по набережным Темзы, шутки и подколы. Она спасала остатки своего спокойствия, своей гордости, своей внутренней свободы.
«Потому что я слишком его люблю»
Зима 2008 года отживала последние мгновения, февраль заканчивался буквально через полчаса. Плачущая навзрыд девушка шла по тротуару в чужом городе, казавшимся особенно враждебным сегодняшней ночью. Ошарашенный, совершенно не понимающий произошедшего молодой человек сидел на ступеньке лестницы, ведущей на второй этаж собственного дома, и пытался найти ответ в глазах цветочного медвежонка, забытого на комоде той самой девушкой.
Это было их первое расставание.
В доме царила гулкая тишина, почти давящая, выгоняющая за порог. Казалось, что стены, светильники, потолки и сама душа жилища осуждающе смотрят на закончившую свою работу гостью. Так смотрят на излишне задержавшегося визитёра, который надоел до зуда в мозгу, но выгнать было бы неприлично. Часы в соседней гостиной прозвенели 11 вечера, в очередной раз напоминая, что пора бы и честь знать.
Надя вздохнула, взяла со стула сумку и в последний раз оглянулась на стену, украшенную творением её рук. Прямо из холла распахивалось ей навстречу побережье Средиземного моря, теплое, солнечное и почему-то до боли родное. Она создавала эскиз почти с натуры, просмотрев сотни фотографий Аренис-де-Мар – все, что смог найти Сеск. За месяц с небольшим, прошедший с начала работы, она сама будто переселилась в этот испанский городок.
У них сложился определённый ритуал общения, простой и очень уютный. Сеск каждый вечер приезжал на своём «Ауди» к выходу из подземки на Оксфорд-стрит, доставлял её в этот дом и исчезал на тренировку. Несколько часов за красками и кистями в одиночестве пролетали незаметно. К ужину испанец обычно привозил какую-то невероятную вкусность с национальным колоритом, а потом усаживался на ступеньку лестницы здесь же, в холле, наблюдал за девушкой - иногда молча, а иногда развлекая её рассказами. Она услышала про его семью, успела заочно влюбиться в его сестру и маму, узнала всю историю их с Карлой отношений и, конечно же, то, каким образом 16-летний паренёк из «Барсы» очутился в Лондоне.
Довольно быстро у них возникла ещё одна традиция: ночные прогулки по английской столице. Единственное время в течение суток, когда оба были свободны, да за Сеском ещё и не бегали фанатки с ручками и плакатами. Они стояли перед закрытыми дверями Театра Её Величества, любовались с Вестминстерского моста зданием Парламента, казавшимся золотым в огнях подсветки. Наступала очередь Нади делиться подробностями жизни, а Биг Бен исправно отсчитывал их общие минуты.
Утром девушка еле продирала глаза и практически засыпала на лекциях, но какое это имело значение? Ведь перед ней каждую ночь открывалась сказка другой души.
И вот сегодня всему этому пришёл конец. Роспись завершена. Повода для встреч больше нет. Девушка прекрасно понимала, что у известного футболиста полно других дел и забот, что он забудет о их беседах довольно скоро, а глядя на стену холла скорее всего станет думать о родном городе и собственной подружке, и никак не о художнице. И всё-таки было жалко до слёз. Хотелось вцепиться в перила лестницы и никуда не уходить. Ну или хотя бы дождаться хозяина.
Она ждала уже два часа. Изучила всю кухню и столовую, посидела в гостиной перед холодным камином, даже обнаружила позади дома зимний сад, чему невероятно удивилась. Как-то странно было представлять Фабрегаса в перчатках с ножницами и лопатками, поливающим многочисленные горшки с фикусами. А вот от картинок, которые ей пришли на ум в огромной сауне с бассейном, Надю бросило в жар. Ей было любопытно, где же спрятался телевизор с любимой игровой приставкой, но забираться в приватные комнаты на втором этаже девушка не стала. А Сеска всё не было.
И вот, когда тишина чужого дома оказалась невыносимой, Надя смирилась с неизбежным. Наверное, он тоже не любит прощания. А может, гуляет где-то с кем-то другим. Да мало ли что! Они же не парочка влюблённых и даже, пожалуй, не друзья. Она просто на него работала и получила, кстати, очень неплохие деньги. Теперь даже в состоянии прикупить новую машинку. Только почему-то очень хотелось вышвырнуть все фунты в помойку и испортить рисунок так, чтобы пришлось всё переделывать заново.
Надя ещё раз вздохнула, отчаянным жестом потуже затянула пояс на пальто и шагнула к входной двери.
Каким образом тяжеленная створка не влетела ей в лоб, девушка не смогла бы объяснить. Сработала непонятно откуда взявшаяся реакция, и Надя успела вовремя отскочить назад прыжком, сделавшим бы честь любой игривой лани.
- Ой, извини! Я тебя не зашиб?
Когда Сеск волновался, щекочущий испанский акцент становился заметнее, и девушке с трудом далось возмущение на лице.
- Попытка была хорошая, - констатировала она.
Он сгрузил на пол все многочисленные пакеты, с которыми явился домой, и с укором спросил:
- Ты что, собиралась уйти и со мной не попрощаться?
- А ты бы ещё в два часа вернулся! Мне, между прочим, завтра на занятия.
- Ты прям как моя мама говоришь. Добро пожаловать домой, дорогой Сеск.
Девушка хотела ещё отвесить какую-нибудь колкость, но решила, что будет выглядеть глупо и промолчала, надувшись. Слова копились и пытались вырваться, поэтому дуться приходилось всё сильней. Парень тем временем, отвернувшись, потрошил пакеты.
- Сегодня, конечно, уже далеко не середина февраля, но я подумал, что лучше поздно, чем никогда, - сообщил он. – Поэтому, Эсперанса, делаю тебе подарок сегодня.
На яркий электрический свет из злополучных пакетов появилось нечто невероятное. У Нади спёрло дыхание, и всё недовольство сдулось лопнувшим шариком. Сеск держал в руках небольшое, размером со стандартную домашнюю картину, панно. На сияющем бирюзовом фоне, затемнённом по краям до почти чёрного цвета, в обрамлении нежно-малиновых орхидей красовались два профиля, склонённых друг к другу, - мужской и женский. Лица были совершенно непрорисованы, зато длинные пряди волос девушки и густой шевелюры мужчины оказались выложены переливающимися кристаллами. Если бы Надю попросили изобразить нежность, она бы не сделала лучше. Панно идеально, до дрожи и замирания сердца, показывало самое начало любви между двумя людьми.
«Почему у этого товарища на картинке прямой нос?» - проскользнула у неё мысль.
- Я… Это… Господи Боже…
Фразы не складывались, рассыпаясь междометиями, руки отказывались подниматься, чтобы принять подарок. Она просто смотрела на пару силуэтов и удерживала непрошенные и совершенно нетипичные для неё слёзы. Сеск осторожно пристроил панно на комоде и протянул Наде ещё один сюрприз, добивший её окончательно. Из трогательно-розовых хризантем какой-то волшебник-флорист сотворил небольшого настоящего милого медвежонка, державшего в лапках ещё один миниатюрный букет из орхидей. Девушке дарили медвежат и раньше, но все они были из меха. До цветочного чуда не додумался никто. Маленькие ушки, глазки, мордочка растрогали её до такой степени, что Надя забыла как, собственно говоря, зовут самого дарителя:
- Ой, Секс… То есть, Сеск…
Она буквально почувствовала, как щёки наливаются предательским румянцем. Это ж надо так оговориться! А Фабрегас усадил хризантемного зверя рядом с панно и, слегка усмехнувшись, сказал:
- Ничего, можешь и так меня звать, если хочется. Даже интересно.
И прежде чем девушка успела ответить нечто вроде «А либидо не треснет?», он легко прикоснулся кончиками пальцев к её щеке и поцеловал. Привычный мир раскололся, разлетаясь во все стороны мириадами ненужных кусочков. Его губы были неожиданно мягкими, теплыми, чувственными. Девушка неосознанно потянулась к нему, прижалась, почувствовала под ладонью вьющиеся волосы, утонула в его запахе. Он целовал не только её губы, её кожу, он прикасался к её душе, сердцу, бьющемуся у самого горла.
«Я люблю его. Боже! Я же люблю его»
Простая истина полоснула безжалостным светом по всем закоулкам сознания. Всё, что она делала в последнее время, было продиктовано только этой ненормальной, неуместной, нелепой любовью. Что принесут ей такие отношения? Ведь она же как никто другой знает, что он чувствует к далёкой, но всё равно близкой Карле. Сеск никогда и ничего не скрывал, у них почти не осталось секретов друг от друга. И он прекрасно знает о её минском парне. Временная интрижка, пока они оба в чужом порту? Почему бы нет?
И как же он невероятно хорошо целуется! Что же он творит в постели, если так целуется?
- Сеск, нет! Хватит!
Надя оттолкнула его, собрав остатки физических и моральных сил.
«Нет, временной интрижки не будет».
Он отпустил её быстро, но удивление в глазах, в разведённых руках, во всей позе лучше всяких слов требовало объяснения.
«Потому что слишком больно»
Девушка схватила выпавшую из рук сумку и буквально пулей выскочила из дверей, пока он не сообразил её остановить. Ведь вряд ли она будет в состоянии отказать второй раз. Она сбежала с крыльца и быстро-быстро зашагала по тёмной улице к остановке автобуса, глотая слёзы и даже не пытаясь их вытереть. Она оставляла за спиной совместные чаепития, прогулки по набережным Темзы, шутки и подколы. Она спасала остатки своего спокойствия, своей гордости, своей внутренней свободы.
«Потому что я слишком его люблю»
Зима 2008 года отживала последние мгновения, февраль заканчивался буквально через полчаса. Плачущая навзрыд девушка шла по тротуару в чужом городе, казавшимся особенно враждебным сегодняшней ночью. Ошарашенный, совершенно не понимающий произошедшего молодой человек сидел на ступеньке лестницы, ведущей на второй этаж собственного дома, и пытался найти ответ в глазах цветочного медвежонка, забытого на комоде той самой девушкой.
Это было их первое расставание.