Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Читая новости

Очередной бред "Sun" - Фабрегас собирается уйти из "Арсенала". Нет, этот-то фиг с ним, и ежу понятно, что испанец всегда в Испанию вернётся, если у него совсем шарики за ролики не заехали, им интересуются испанские клубы, а он не страдает болезненными принципами. Но дальше идёт якобы речь Сеска о том, куда он уйдёт. Якобы "Реал" к нему всегда хорошо относился.
Боже ты мой! Фабрегас в "Реале"! Ага, щас!

Симбу всё продолжают сватать в "Милан". Слух из разряда "Есть вечные ценности". Такими темпами и правда продадут. Хочется спросить: откуда деньги? Ещё от продажи Кака осталось что ли?

На LiveSport заголовок большими буквами "Аршавин может разозлить Венгера" Хм, хотела бы я посмотреть на злого Венгера. Для меня это нечто подобное комете Галлея.

@темы: Арсенал, футбол

---

Кино на будущее

Ого! Что это за фильм такой?


Не сильно доверяю нашему кинематографу. Он как истеричный гений: может получиться откровение, а может и полное г... Сама была любительницей компьютерных игр, в соседней комнате живёт вообще настоящий геймер, так что мне всё это близко. Пугает только очень гламурная картинка. Почему ребятки такие чистенькие и будто отфотошопленные? Так и вспомнишь военных из "Обитаемого острова", которым только страз на оружии не хватало.


Русские вообще активно снимают фантастику. Ползаю всего по одному сайту и один за другим натыкаюсь на фильмы. Как фаната "Фантастики и фэнтези во всех проявлениях" (с) меня это не может не радовать. Вот к примеру - "Запрещённая реальность".

Хоть Головачёва и не люблю.

@музыка: David Guetta - Sound of letting go

@темы: кино

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Сейчас качнула себе песню Ангун "In your mind". Совершенно случайно, на пробу. Никогда эту певицу не слушала. И всё, попала! Сразу же вспомнила Хатема и ту безумно-крышесносительную видюху, от которой чуть не скончалась пару недель назад. Чёрт! Я всё-таки знатная извращенка.

@музыка: Anggun - In your mind

@темы: музыка, просто обо мне

---

Помолчи

Название: Помолчи
Автор: Ventisca
Пейринг: Игуаин/Торрес, упоминание Игуаин/Гути
Жанр: hurt/comfort, POV - Игуаин
Рейтинг: PG-13
Disclaimer: ох, ну вру, как всегда.
A/N: я это не могла не написать, уж очень сильно меня задел переход нашего исконного кантерано в другую команду. В остальном - абсолютно безыдейно.
A/N-2: косвенное продолжение фиков Let me love you и Delicate

Руки дрожат, когда ты, припарковав «Ауди» у тротуара, нажимаешь на кнопку включения сигнализации. Чёрт, этого ещё не хватало! Будто у героя из какого-нибудь сериала или романчика для женщин. Даже не у героя, скорее у героини. Осталось картинно разрыдаться и биться в истерике у белых дверей в его квартиру. Вообще-то, если уж совсем честно, ты не далёк от этого, держишься исключительно на папином воспитании: «Что за нюни!? И ты ещё хочешь быть нападающим?!»
Слушая трель звонка, представляешь себе голые стены гостиной без обилия фотографий на них, окна со снятыми шторами, камин с остывшим в нём пеплом от сожженных воспоминаний… Так, стоп! Вообще ни в какие ворота! Сентиментальности начинают раздражать. И тем не менее, когда щелкает замок, открываемый изнутри, ты не можешь скрыть удивления.
- Ты ещё здесь?
- Привет, Пипита, тоже рад тебя видеть. Заходи.
Мигель делает шаг в сторону, пропуская тебя внутрь, и ты входишь, продолжая удивляться. Никаких сумок у входа, на подоконнике всё так же стоит и вьётся до самого потолка ползучая колючка, которую ты всё обещал вышвырнуть да руки не доходили, и все картинки, большие и маленькие, в рамках и без, на своих законных местах. На круглом столе, укрытом скатертью, чашка, исходящая ароматным паром.
- Чай будешь?
Буднично, привычно, по-домашнему. Полная иллюзия неизменности. Завтра вы встретитесь в Вальдебебас, так же, как встречались три года подряд…
Возвращение к реальности горячим сверлом вонзается под диафрагму.
- Слушай, я не понимаю, - сложно сформулировать нечто внятное, когда тебя внимательно разглядывают его глаза, почему-то всегда вызывавшие ассоциации со спелой ежевикой.
- Ну, это не новость, - ухмыляется Мигель и возвращается к прерванному чаепитию.
Господи, даже его подначивание настолько привычно-приятно, что становится больно! Неужели ему не страшно лишиться всего, что у вас было? Возьмёт, уйдёт и даже не оглянется, не позвонит?
Наверное, твоё ошарашенное разглядывание действительно забавно смотрится со стороны, потому что испанец явно еле сдерживает смех, прячась за кружку с чаем. И ты вдруг отчётливо вспоминаешь другую сцену прощания.
Зима, близится Рождество. Голубые глаза Гути холодны и далеки, как небо за окном позади него, а дым сигареты отвратительным наждаком царапает нос и горло.
- Наслаждаешься? – почти ненависть в надменном голосе. – Когда-нибудь ты тоже встретишь того, кто встанет над тобой. Точно так же незаметно для тебя самого. Только у тебя, малыш, силы на жизнь в одиночку не хватит.
Неужели высокомерный вице-капитан оказался провидцем? Сейчас ты впервые за прошедшие в Мадриде годы понимаешь, кто всегда был рядом, к кому ты шёл в плохом настроении, с кем тебе удобно было молчать или наоборот нести всякую чушь, не заботясь о производимом впечатлении. И ещё – кто же всегда был безупречен в твоей постели: появлялся в ней, когда тебе хотелось, и исчезал удивительно вовремя. Можно бросить кого угодно, любого, но только не Мигеля, ставшего частью тебя. Самой красивой частью.
Из сжатых на связке ключей пальцев вверх к горлу подступает тошнотворная слабость, похожая на панику. Он не позвонил, не сказал сам, что решение принято, и он уходит, вы встретитесь только на поле и уже противниками. Разве возможно настолько ошибаться в человеке, считая его бесконечно добрым, а в конце получить усмешку?
- Почему ты ничего мне не сказал? – вырывается у тебя. – Не счёл нужным попрощаться?
- Прощаться? – улыбка исчезает с идеальных губ, а ты раньше и не замечал, насколько они совершенны. – Я же никуда не денусь.
Издевается! Да все газетёнки уже написали про уход кантерано из Королевского клуба. Не думает же он, в самом деле, что ты не умеешь читать.
- Ты команду меняешь!
Мигель встаёт к тебе на встречу стремительно. Не успеваешь отшатнуться, а он уже рядом, сжимает пальцы на твоих напряжённых запястьях и смотрит слегка исподлобья ягодными глазами. Вопреки всякому здравому смыслу внизу живота начинает разливаться томительное тепло.
- Ты что, забыл окружающую географию? Хетафе в тринадцати километрах отсюда. Я не собираюсь ничего менять, кроме команды.
Внезапное горе сравнивают с цунами, с ударом стихии, сбивающим с ног. Внезапное облегчение ничуть не лучше. Чувствуешь себя стремительно сдувающимся шаром, из которого резко выпустили воздух, и он стал похож на безвольную тряпку. Через пару потерянных секунд обнаруживаешь себя крепко прижимающим Мигеля к высоченному холодильнику и целующим его почти с исступлением.
- Я хочу тебе сказать, - сбиваясь, произносишь ты. – Я когда услышал про твой переход, то понял, что я тебя…
Надо договорить прямо в эту секунду, или ты уже никогда не соберёшься с духом отпустить на волю два простых слова, способных изменить ваши жизни. Но Мигель внезапно сам впивается в тебя губами, не давая возможности говорить. Чувствуя его тёплую кожу под своими пальцами, ты молча соглашаешься: хорошо, в следующий раз. И не слышишь за стуком взбесившегося пульса в ушах его тихого шёпота:
- Мне не нужны твои слова. Помолчи.

@темы: слэш, вселенная V, авторское, slash

---

"Стар трек" посмотрела ещё вечером в воскресенье. Ярко, шумно, живо. Всё время что-то творится, то бежит кто-то куда-то, то взрывается что-то. Кое где весьма забавно. Зак мой любимый опять же. Впечатление самое благостное и если скучно стало - самое то.
Но по сути ни о чём. Одна сплошная экспозиция, никакого классического композиционного построения. Действительно, как где-то прочитала, ощущение длинного "пилота" начинающегося сериала.

И ещё! Что ж так мало Карла-то?



Сегодня прочитала, что Робиньо хочет в "Барсу". Без вопросов к самой "Барсе", но этот бразильский паразит бесит! Свалить из "Реала" от большого звездеца и направиться к принципиальному сопернику транзитом через АПЛ? Ух! Ему же на фиг сама игра не нужна, получается. Лишь бы быть к известности поближе да на слуху побольше.

Начинаю понемногу ощущать приближение отпуска. Вчера сказали, что денег не будет, но почему-то меня это особо не испугало. Что странно. Как же я в Испании без бабок?

Прорвало меня на творчество. Вчера вылила-таки в Word все свои ощущения от перехода Мигеля в "Хетафе" в виде слэша. Пока писала, поняла, что все мысли - мои личные, а не Игуаина, от лица которого и вёлся весь рассказ. Жалко мне таких уходов.

@музыка: Withney Houston - Nothin' but love

@темы: кино, авторское, футбол, просто обо мне

---

Восторг

Начала смотреть "Стар трек". Досмотрю, напишу свои впечатления подробнее. А сейчас не смогла удержаться от эмоций. Карл Урбан потрясающ! Мама моя не любит его, да и вообще нельзя причислить данного актёра к супер-звёздам, но чёрт возьми! Он садится в кресло рядом с этим парнем-главным героем и всего за пару минут переигрывает его "одной левой"!

@настроение: экзальтированный восторг

@темы: кино

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

С днём рождения, Фабрегас

Угораздило же его родиться в начале мая. Нет, будь он самым обычным испанским парнем, всё казалось бы совсем не таким неудобным. Но когда ты играешь в Премьер-Лиге, всегда рядом случается какой-нибудь матч. В прошлом году играли с «Эвертоном», в этом – вообще с МЮ. До праздника ли в подобных условиях?
Мама рассказывала, что тогда, 22 года назад, шёл почти уже летний дождь, и солнце за весь день успело прогреть палату насквозь. Поэтому он и родился весёлым и беззаботным, её любимый мальчишка. Знала бы мама, какой он теперь, о скольких вещах одновременно приходится думать, заботиться и не забывать.
Сегодня по карнизу тоже стучит дождь, и ветер вроде как с юга, но всё равно холодно и приходится кутаться в куртку. Сколько лет прошло среди английских туманов и поздней весны, а он всё равно никак не привыкнет. Каким бы он стал, если бы родился в этом городе? Сумрачным и тоскливым?
Человечки на экране, лишившись мудрого руководства через кабель от джойстика, успели натворить дел, пропустив парочку мячей. Чёрт возьми! Прямо как в жизни, на реальном футбольном поле: чуть зазевался, и какой-нибудь О’Ши тебе уже забил.
- Сеск! Хватит там ерундой страдать! Иди ужинать!
Это ж как нужно кричать, чтобы было слышно на втором этаже? Только Карла так может. И ведь в покое не оставит, пока не отгонит его от приставки. Ясно, считает изобретение «Микромягких» вселенским злом и не согласна принимать волшебный ящик, как часть его жизни.
А она никогда так не делала…
Год исчезает молниеносно, будто и не было его вовсе.

Та же комната, те же облака за окном, почти та же игра на экране. Он гоняет виртуальных футболистов уже как минимум часа два, оторваться просто невозможно. Смешно, конечно, будто сегодняшнего матча не хватило. Ему не хватило. В конце концов, сегодня у него день рождения, можно себе позволить.
Она сидит в кресле у противоположной стены с привычным большим блокнотом, карандашом и резинкой, что-то то ли рисует, то ли чертит. А может просто чиркает. Тепло и уютно просто от её молчаливого присутствия, оттого, что можно отвлечься от телевизора, встретиться взглядами, улыбнуться и снова нырнуть в выдуманный мир. Он дома.
Победа! Вторая за этот день.
- Да! Есть!
Он откидывает «палку радости» в сторону, вскакивает и бросается к девушке. Сгребает её в объятия, наплевав на возможность нещадно смять все листы в её руках. К счастью, она уже заранее предугадывает его порывы и успевает отдернуть руку с зажатым в ней блокнотом.
- Я выиграл! – возвещает он, целуя её в губы, в нос, в щёки.
- Поздравляю, - смеётся девушка, и он смеётся вслед за ней.
- Что ты там рисовала? Покажи! – требует он, опускаясь на пол у её ног.
- Ну…, - она потрясающе смущается, он обожает её стеснительность в самые непонятные моменты.
- Ну покажи, пожалуйста.
Она сдаётся. Никогда не умела долго ему сопротивляться, это он понял довольно быстро. На листе – он сам несколькими минутами ранее, пойманный несколькими уверенными штрихами. Дыхание замирает как всегда, когда он смотрит на чужое мастерство, не важно какое: художественное или спортивное. Он поднимает на неё восхищенные глаза и в ответ видит такое же восхищение и любовь, которая может захлестнуть, снести девятибалльным штормом или приласкать лёгкой теплой волной…

- Сеск! Сколько можно ждать!
Реальность врывается в сознание возмущённым голосом, говорящим по-испански.
Чуть позже они с Карлой едят торт с грецкими орехами, очень вкусный, абсолютно испанский и покупной. Его девушка не любит готовить, в данном вопросе она совершенная англичанка и горожанка к тому же. Зачем утруждать себя замешиванием крема и взбиванием сливок, если всё можно приобрести в соседнем супермаркете?
- Лёгкий, да? – улыбается Карла, поправляя сияющие в свете люстры чёрные волосы, и блики тут же стирают последние 12 месяцев.

Язычки пламени на десятке свечей, расставленных по комнате, отражаются в зеркале над камином, в блестящих поверхностях столовых приборов, играют отблесками на густых иссиня-чёрных кудрях. Она настоящая красавица в тёмном платье с открытыми плечами, ему всё труднее сосредотачиваться на собственной тарелке, не стаскивать мысленно этот провокационный вырез совсем вниз.
- Тебе не нравится? – взволнованно спрашивает она.
- Мммм… Нет. То есть, да. Очень вкусно. А что это?
- Крутелики, - произносит она загадочное слово.
- Что-что?
- Печенье такое. Вообще-то должно быть вкусным. Мне показалось, что удалось.
- Ты сама его делала? – удивляется он.
Максимум, на что хватало его возможностей, это яичница со свиными колбасками с утра. Остальное – слишком долго и хлопотно.
- Ну да, - пожимает она небрежно обнажёнными плечами, поднося к губам бокал с вином, и вся сдержанность, ещё бывшая в его голове, испаряется с шипением на углях желания.
Её кожа тёплая и нежная, тело сладко изгибается под его пальцами, волосы рассыпаются шёлковым покрывалом и щекотят его грудь и живот, когда она скользит губами по нему. Её крики, которые нет нужды прятать, звучать лучше любой похвалы.
Крутеликам придётся долго дожидаться своей очереди.

- Нет, ты представляешь? Просто умереть! Я думала, упаду прямо там, перед манекеном!
Карла умудряется прибираться на кухне и болтать по телефону с мамой. Каждый вечер она держит отчёт обо всем проделанном за день, включая походы по магазинам, салонам и фитнес-клубам. Учёба и поиски работы занимают в её рассказах от силы одну десятую всего времени. Надо ли говорить, что переговоры с Каталонией влетают ему в круглую и увесистую копеечку?
Он тоже крутит в руках телефон – мобильный. За понедельник тот успел раскалиться от звонков и смс-ок. Вся команда сочла своим долгом поздравить его не только лично, но и используя достижения индустрии средств связи. Ван Перси вообще скинул 9 текстовых сообщений со стишками разной степени глупости и семь голосовых, пока сам именинник не послал его по известному маршруту. Ребята из «Фурии» тоже не забыли. Пожеланий и приятных слов было много, от разных адресатов, только одного не оказалось.
Она всё ещё значится в его контактах под буквой «Е». Он зачем-то нажал на вызов, прекрасно зная, что не получит ответа. Она сменила номер ещё зимой, после их последней встречи. Она старательно вычёркивала его из своей жизни, оставив квартиру, в которой жила, университет, в котором училась. В один далеко не прекрасный день он обнаружил, что не сможет её найти, даже если очень захочет. Она пропала. Сказала: «Ты думаешь, что любишь меня, но ты не любишь», - и исчезла.
Убедится в её благополучии он смог совсем недавно, 21 апреля. Она сменила город, университет и любимую команду. Цвет формы, правда, остался прежним. Он увидел её в вип-зоне «Энфилда» и какое-то время не мог поверить своим глазам.
- Оставь её в покое, - попросил его форвард ЛФК после матча. – Она учится жить сама. Не мешай.
Когда они успели настолько подружиться с Торресом?
Слушая гудки, он понимает, что, скорее всего, она была права. Он верил в свою любовь, а это оказалось всего лишь отражение её чувства, но какое же яркое и чёткое! Почти настоящее. И ещё одно он знает наверняка: прошлый день рождения был лучшим за все последние годы. Сколько бы свечей он не задул сегодня, сколько бы поздравлений не получил, всё равно будет не хватать ещё одного.
- Ну что? Пойдём?
Карла закончила с посудой и стоит рядом, лукаво улыбаясь, намекая на продолжение.
- Ещё не все подарки открыты? – усмехается он.
- Не-а, - встряхивает она шевелюрой.
Он поднимается ей навстречу, обнимает и целует куда-то за ухом. Её руки тут же обвивают его шею, и она мягко с хрипотцой шепчет:
- Feliz cumpleaños, Cesc.
Трубка в руке вибрирует и издаёт усталый писк.
- Опять смс? – усмехается Карла.
- Надоели уже, - вместо ответа сообщает он, нажимая на просмотр.
Номер совершенно незнакомый, но по тексту он тут же понимает, что вот оно, то самое, которого не хватало весь день.
- Кто там?
- Да так, - он быстро перебирает кнопки. – Привет из прошлого.
- Брось ты его, пойдём.
Он откладывает телефон на кофейный столик и уводит свою девушку наверх.
Под буквой «Е» теперь новый номер, извлечённый из смс с тремя простыми словами:
«Happy birthday, Fabregas.»

---

Four seasons

Эпизод 3. May

Дождь лил, не переставая, двое суток подряд. Город пропитался влагой как тяжёлое одеяло, и даже после того, как наконец-то выглянуло солнце, казалось, что капли висят в воздухе. От реки, из подвалов, от земли в многочисленных парках Лондона тянуло сыростью и холодом. Промозгло и мерзко.
Надя впервые за то время, что училась в Англии, заскучала по дому. Май на дворе, в Минске уже тепло и приятно. Там солнце, там друзья и папа с мамой, там белорусский Ромео, который не заставит сидеть с телефонной трубкой в руках и ждать-ждать-ждать. Она ненавидела себя за это ожидание и жалкое, какое-то недостойное желание услышать голос Сеска. Иногда она начинала ненавидеть этого испанского мачо. А иногда просто сидела на диване, поджав ноги, и бездумно смотрела в погашенный телевизор. Плакать не хотелось совсем, просто пусто было в груди и голове. Пусто, тоскливо, промозгло и мерзко.
Где-то, вдобавок ко всему, она умудрилась простудиться. Нос заложило так, что пробку не пробивали самые разрекламированные капли, голова гудела, а малиновое варенье, присланное из дома, она съела ещё зимой.
Спасаясь от озноба, девушка завернулась в роскошный плед, вооружилась кружкой с чаем и уселась на диван, с которым ещё каким-то чудом не срослась за несколько недель. Неизменный телефон лежал рядом, хотя надежды уже не осталось. Это в прошлый раз он караулил под окнами, а сейчас, получив своё, даже не соизволил объявится. Надя перебрала в уме всех рогатых животных, чтобы подобрать подходящее ему определение. Беда была только в одном – у Сеска не было рогов, потому что уж, по крайней мере, она ему их не наставляла. И полумифическая Карла, наверное, тоже. По всему выходило, что рога, скорее всего, есть у них обеих, у бедного, ни о чём не знающего Ромео, один испанец ходил без ветвистого украшения.
- Вот ведь козёл, - в сердцах совершенно несправедливо припечатала Надя.
Впрочем, злости тоже надолго не хватало. Она снова уставилась в противоположную стенку, с горечью осознавая – появись сейчас Фабрегас на пороге, она снова всё ему простит. Ему ведь завтра день рождения. Она могла бы организовать ему романтический подарок. Свечи, вино, красивое бельё. Очередная судорога пробежала по бокам, но родилась она не от простуды, а от воспоминаний о происходившем в спальне дома Сеска.
Надя безнадёжно вздохнула. Размечталась, девушка! Во-первых, никто тебя больше в гости не зовёт, а во-вторых, он наверняка потащится завтра в очередной ночной клуб. И плевать, что завтра же игра с «Эвертоном».
Что же беспросветно-то так на душе?
Трубка разорвалась звонком настолько неожиданно, что девушка подпрыгнула на месте. Несколько секунд она смотрела на мигающий экран, не веря собственным ушам и глазам. Только когда вопли телефона приобрели совсем уж возмущённые оттенки, она взяла его в руки. Определившийся номер ни о чём ей не говорил, но сбрасывать вызовы было не в её привычках.
- Алло?
- Добрый день, стремительная леди. Подскажите, где вы живёте?
- На Леман-стрит…, - начала машинально отвечать Надя, лихорадочно соображая, откуда знает этот голос. – Подождите! С какой стати я буду вам говорить где живу? Кто это вообще?
- Хм, много кто называет вас «стремительной леди»? Это Ван Перси.
Она в ещё большем замешательстве назвала свой адрес, а спросить, что же такое случилось, он ей не дал – отключился. За то время, пока он не позвонил снова, на этот раз в дверь, девушка успела напридумывать сотню различных причин. Все, как одна, сходились на неприятностях для Сеска. Может, он заболел? Травмировался? В аварию попал?
- Здравствуй… Ооооо, ты болеешь что ли?
Робин возвышался над ней на целых 20 сантиметров, если не больше, поэтому Наде пришлось отступить, чтоб увидеть его целиком.
- Что-то случилось? – потребовала она. – С Сеском всё в порядке?
- Да что с ним сделается? – отмахнулся он. – Ты поэтому хандришь? Из-за него что ли?
Девушке вдруг стало неприятно от внезапного вторжения в квартиру и душу. Зачем она вообще сказала ему своё местообитание? И кто дал ему её телефон?
- Ты откуда мой номер знаешь?
- У твоего любимого Сеска очаровательная привычка разбрасывать свой мобильник, - непрошенный гость, совершенно не смущаясь, отправился в комнату, бесцеремонно разглядывая всё вокруг. – То в одном месте оставит, то в другом.
- Ты что, копаешься в чужих мобильниках? – возмутилась Надя абсолютно искренне так, будто он залез в её телефон.
- Только когда очень нужно, - успокоил её Робин, остановившись перед столом с компьютером. – Не мог же я вдруг попросить твой номер у Фабрегаса. Это ты упражнялась?
Он указывал на одну из копий известных картин, повторением которых иногда развлекалась девушка. Ей нравилось пытаться рисовать в различных манерах, экспериментировать, а наиболее удачные результаты вешать на стены.
- Очень хорошо, - кивнул Ван Перси. – Почему именно «Впечатление»?
- Только не говори мне, что разбираешься в живописи, - усмехнулась Надя.
- «Впечатление, восход солнца» Клода Моне. Оригинал в музее Мармоттан, Париж. А рядом копия с «Кафе под открытым небом «Генгетт» на Монмартре» Ван Гога, но она не так качественно получилась. Это «Натюрморт с ирисами» того же Ван Гога…
- Ладно, убедил! – перебила его девушка.
Если бы он начал сейчас рассказывать ей про технику мазков и смешение красок, пришлось бы падать в обморок от неожиданности. И так мир куда-то медленно, но верно поплыл, переворачиваясь с ног на голову.
- Откуда ты знаешь?
- У меня мама – художник, а папа – скульптор, - улыбнулся Робин. – Это я тут в футбол играю.
Он снова пустился в путешествие по квартире, периодически оглядываясь на хозяйку. А она опять устроилась на диване, в очередной раз потеряв интерес ко всему окружающему. Вот бы на месте высокого голландца оказался испанец ростом чуть пониже. Это так в его стиле – заявится внезапно и начать болтать. Правда, о картинах он болтать бы не смог, да это и не важно. Зато он так надувает и поджимает губы, когда говорит, что хочется накинуться и заставить молчать поцелуями.
- Иди-ка сюда!
Ван Перси выдернул её в реальность, ухватив за руку и потянув в коридор. Там он за плечи развернул её лицом к зеркалу и спросил недовольно:
- Когда в последний раз в зеркало смотрелась? Куда делась красотка из «Министерства звука»? Бледная, будто всю зиму в склепе просидела.
- Это аристократичная бледность, - недовольно пробурчала Надя.
- Да? А выглядит как бледноватая аристократичность.
Он оставил её стоять в коридоре, а сам стремительно пошёл на кухню, где поднял жалюзи и распахнул окно.
- Засела тут! На улице тепло, солнце светит. Надя, май, а ты киснешь! Что случилось-то? Один ходит вздыхает, другая впала в сплин. Как дети!
Ван Перси бушевал на кухне, девушка разглядывала себя. И правда, выглядит как смерть – косы не хватает. Под глазами синяки, нос красный, чёрная шевелюра непричёсанная, глаза грустные, как у побитой собаки. И всё из-за кого? Из-за одного поганца, который и Моне от Мане не отличит, да он вообще даже и фамилий таких не слышал, наверно. Фу! Она думала, чем клин выбить. Народное средство никто не отменял – другим клином. Может, вот этим, который сейчас возмущается рядом?
Она упрямо и со злостью сжала зубы и развернулась.
- А ты что? Спасатель Малибу?
- Нет! Я Чип и Дейл, - не растерялся Робин. – Давай, одевайся, пойдём. Тебе развеяться надо.
Совместный поход с целью «развеяться» вполне подходил под вышибание клином, поэтому девушка раскрыла шкаф. Вытащив серую водолазку и взявшись за домашнюю майку, она обнаружила, что Ван Перси очень внимательно за ней наблюдает, прислонившись к дверному косяку.
- Отвернись, будь так любезен.
- Ох Боже! Есть что-то, чего я ещё не видел? То чёрное платье было весьма откровенно.
- Робин, - предостерегающе начала она.
- Ладно-ладно.
Он не просто отвернулся, а ретировался на балкон, так что Надя могла смело раздеться хоть догола. Переодеваясь, и чуть позже сидя в его машине, она всё гадала, зачем же вообще согласилась куда-то с ним пойти. Что за чёрт толкает её изнутри? Она же никогда в жизни не бросалась на незнакомых мужиков, а уж тем более под них. Вряд ли Ван Перси будет настолько благороден, что не потребует чего-либо в конце вечера. По крайней мере, его репутация не способствует подобной невинности. Просто так надоело изнывать от одиночества, ощущения брошенности, что хоть на стену лезь. Хотелось вырваться из кокона тоски и безысходности, взорвать весь равнодушный мир, сделать больно… Вот только кому, девушка не могла понять.
Голландец молчал всю дорогу, изредка бросая на неё взгляд и чему-то усмехаясь. Похоже, тишина наедине с незнакомым человеком его не смущала. Надя успела отвыкнуть от отсутствия разговоров, поначалу она старалась придумать тему для беседы, а затем отказалась от бесполезной затеи. Дома мелькали за окном машины, улицы сменяли друг друга, лучи солнца скакали между зданиями, настырно ползли в глаза. Девушка откинулась на спинку, прикрыла веки и будто провалилась в собственные эмоции, которые сдерживала все последние недели.
Ну за что ей такое? Почему Сеск так с ней? Что плохого она ему сделала? Она же старалась, чтобы всё было как можно лучше. Разве всё его поведение не говорило о том, что они вместе, и она ему не посторонняя и случайная? Довольно долго она искала по всему дому следы других женщин, Карлы, к примеру, и не находила. Зачем он дал ей поверить в то, что он её любит? Зачем вообще являлся под окна в конце зимы?
Стоило позволить всего одной слезинке скатиться из-под ресниц, и дальше их поток было невозможно остановить. Надя плакала в чужой машине по дороге неизвестно куда, глаза щипало от растекающейся туши и едкого горя. Было жалко себя как маленькую девочку, незаслуженно обиженную, неоценённую. И как избавиться от жалости совершенно непонятно.
Лёгкий толчок сигнализировал о том, что они приехали. Ван Перси зашевелился совсем рядом, и Надя решила: если он сейчас полезет к ней, она врежет ему со всей дури, и пусть дальше будет, что будет. Однако через несколько мгновений она услышала:
- Вот, возьми.
Девушка с трудом открыла глаза и уставилась на пачку бумажных платков в его руке. Весьма кстати, но что вдруг за трогательная забота? С опаской вытаскивая салфетку из упаковки, будто она могла взорваться или укусить, Надя настороженно посмотрела на голландца, но тот и не думал ухмыляться. Просто сидел и ждал, пока она приведёт себя в порядок.
- Может, воды тебе дать? Попьёшь – легче станет.
Это было уже слишком! Она мотнула головой, отказываясь, и оглядела местность снаружи. Робин припарковался на краю широкой подъездной дороги, ведущей к небольшому зданию, которое могло быть только церковью. Тяжёлая арочная деревянная дверь в портале входа, розетка над ней, стрельчатые окошки слева и справа, даже маленькая колокольня сбоку прилепилась. В качестве обрамления – раскидистые деревья вокруг.
- Ты меня помолиться привёз? Я – православная, а ты - мусульманин, по-моему. Ничего не перепутал?
- Это кинотеатр. Имеешь что-нибудь против?
Надя снова мотнула головой. Кино? Пусть будет. Всё равно. После рыданий на неё накатило равнодушие и слабость: радоваться сил не осталось, впрочем, расстраиваться – тоже.
Тот, кто придумал переделать здание церкви в кинотеатр, не ошибся. Зал оказался не самым большим, но невероятно уютным и камерным: внизу стояли круглые столики, совсем как в каком-нибудь кафе, на балконе расположились привычные ряды кресел. Такого уюта не найти ни в одном из огромных мультплексов, а фильмы, что не говори, воспринимаются один на один лучше, чем в огромной хрумкающей поп-корном толпе. Если это, конечно, настоящее кино, а не сверкающий аттракцион для восприятия спинным мозгом.
Робин купил билеты на балкон, где людей практически не было, так что никто не обращал внимания на них и не лез за автографами к нему. Хорошее местечко, почему Сеск про него не знает? Можно было бы вместе ходить сюда, не прячась под кепками и очками. На экране царили 30-е годы 20 века и захватывающие дух пейзажи предвоенной Европы, Надя смотрела на картинки, не ухватывая смысл, просто отдыхала в полутьме. В какой-то момент захотелось свернуться клубочком и уснуть, ну или хотя бы устроиться головой на плече Ван Перси вместо подушки. Она даже обернулась к нему, чтобы оценить насколько комфортен будет такой вариант, и замерла. В профиль голландец оказался гораздо лучше, чем в анфас, даже, пожалуй, лучше незабвенного испанца. Как картина или один из мраморных античных бюстов в музее. Правая ладонь зачесалась от срочной необходимости взять карандаш и зарисовать удачный фокус.
Наверно, она до неприличия долго таращилась на него, профессиональным взглядом оценивая линии носа, скул, подбородка. Что он там себе придумал, девушка могла только догадываться, но рука Робина накрыла её собственную, лежащую на подлокотнике, и слегка сжала, сплетая его пальцы с её. Сам он при этом продолжал невозмутимо наблюдать за героями.
- Эээ…, - протянула Надя, чувствуя, что краснеет как девчонка на первом свидании. – Робин, я…
Слова застревали где-то за голосовыми связками, фразы путались в мозговых извилинах, не находя выхода. Неудобно-то как, чёрт возьми! Хотя следовало ожидать. Зачем ещё садятся с девушкой почти на задний ряд?
- Слушай…
Он внезапно развернулся к ней, позабыв о фильме, поднял свою ладонь вместе с её собственной и произнёс:
- Не переживай, покушаться на твою честь я не собираюсь. А тебе хотелось бы?
Робин прикоснулся к её руке губами, в его глазах явно плясали черти, и Надя захотела вьехать ему хорошенько каблуком по ноге. Вот будет смех! Форвард «Арсенала» получил травму при просмотре кино.
- Да иди ты! Совсем обнаглел? – возмутилась она.
- Я? Не больше, чем обычно. Почему ты руку не отдернула до сих пор?
Она попыталась тут же, но Ван Перси не отпустил.
- Скучаешь по Фабрегасу?
- Отвали, - разозлилась девушка. – Что ты лезешь?
- А чего ты ждала? Взяла парня за горло и потребовала, чтобы он так признавался тебе в любви, - продолжил он, будто и не слыша её раздражения. – Не верь. Не бойся. Не проси.
- Пошёл …, - выдала она самое шикарное из известных ей английских ругательств, - доктор Фрейд.
- А ну-ка перестань посылать меня! – он не повысил голоса, но Надя по металлическим интонациям почувствовала, что если не замолчит, то очень быстро сама заработает травму. – Я знаю его чуть дольше тебя, поэтому будь добра – послушай и запомни. Фабрегас не прекрасный принц из сказки. Он никогда не будет сидеть с тобой рядом и слюни пускать. Для него друзья всегда важнее родных были, есть и будут. И если ты ждёшь, что он сейчас тебе позвонит, то ошибаешься.
- В прошлый раз, - робко попыталась возразить девушка.
- В прошлый раз он тебя добивался. Что непонятно? – отрезал Робин. – Теперь ты его. Или ты думаешь, он совсем дурак и не понимает, что ты в него по уши влюбилась? Да он загнётся в раздевалке на скамейке, но не позвонит! Молодой, глупый и гордый. А ты, если ещё подольше такую же гордость поизображаешь, дождёшься только того, что он привыкнет без тебя обходиться. Друзей у него меньше не стало, да и Карла никуда не исчезла.
Всё правильно. Девушка понимала – каждое слово является неприкрытой и злой правдой. И от этого делалось только хуже. Встать, встряхнуться, отбросить страдания и мешающую, но всё оправдывающую обидчивость? Можно, конечно, но, черт возьми, почему она должна это делать? Кто из них мужик? И сдаваться не хочется, достаточно того, что она теряет всякую способность трезво мыслить в присутствии Сеска. Должен же быть предел. В конце концов, не она же его у дискотеки бросила!
Наконец-то она смогла выдернуть свою ладонь из его цепких пальцев.
- Нет. Чего это? – с сомнительной логикой ответила Надя на всю речь Ван Перси разом.
Почему именно кличка «Кобра» прицепилась к нему, девушка смогла понять через секунду. Молниеносное движение, отклониться просто невозможно – не хватает скорости, и вот его язык уже между её губ. Надя издала ошарашенное мычание, широко распахнув глаза. Она привыкла, что поцелуй это приятная штука, он доставляет удовольствие, и, как правило, заканчивать нет не малейшего желания. Но тут… Чужой запах, абсолютно непривычная манера, всё неправильное и ненужное. Отвращения не вызывает, конечно, но и продолжать не хочется.
- Понравилось? – осведомился Робин, отстранившись.
- Вообще-то нет, - честно призналась она.
- Вот поэтому и звони первая. Ты ж никого другого не хочешь.
Демонстративно отвернувшись в экран, девушка, тем не менее, подумала, что он опять прав. Забыть Сеска она не может, злиться – только себе хуже делать, реветь надоело. Что остается? Плюнуть, взять телефон и набрать номер. С днём рождения, к примеру, поздравить.
По дороге домой, заметив, что после принятого решения и Лондон кажется краше, и весна теплее, Надя задала мучивший её вопрос:
- Ты-то почему вдруг в роль матери Терезы вошёл?
Ван Перси хмыкнул, сворачивая на Леман-стрит, и ответил:
- Всё просто. Наш чудо-полузащитник думает на поле не о мячах и распасовке, а о небесных кренделях. Меня это достало. Всё-таки конец сезона на дворе. Он меня слушать отказывается, вот я и пробую другой вариант. Так что не думай, что я из благородных побуждений водил тебя в кино. У меня дома сын, жена и кошка сидит неприласканная. Есть на кого излить свою благодать.
- Это теперь благодатью называется? – рассмеялась Надя.
- Испорченная девчонка, - улыбнулся Робин, останавливая машину у подъезда.
Провожать её до квартиры он явно не собирался, и данное обстоятельство девушку только порадовало. Не хватало ещё, чтобы он, вопреки своим словам, решил и её обдать благодатью. Высаживаясь из машины, Надя сказала:
- И всё равно спасибо.
- Пожалуйста, милая леди. И не забудьте позвонить блудному любовнику.
Заверив его, что не забудет, девушка отправилась в путешествие к своей квартире. Лифт по вечерам исправно не работал, вызывая удивление и непонимание, но видимо кто-то успевал его сломать за весь день. Поэтому приходилось заниматься физическими упражнениями – пешком взбираться на восьмой этаж. Зато попа и ноги толстыми не станут на английских завтраках.
За несколько месяцев ежедневных нагрузок девушка уже настолько привыкла к подъёму, что могла незапыхавшись добраться до своей двери. Но сегодня дыхание всё-таки перехватило уже на финише. Играя во что-то на смартфоне, на верхней ступеньке сидел Фабрегас собственной персоной. Судя по увлечённому виду, сидел уже давно. Похоже, Ван Перси недооценил собственное влияние на испанца.
- Привет, - выдавила из себя Надя, старательно усилием воли удерживая стремящуюся уехать крышу.
Тёмные глаза, нос с горбинкой, небритость. Да если покопаться, можно найти кучу недостатков. Уж на статую он точно никак не похож. Живой, родной, любимый.
- Привет.
Он улыбнулся неуверенно, быстро пряча технику, как ребёнок, которого застукали за поеданием конфет.
- Эсперанса, я тут подумал…
Он встал. Нужно было подойти ближе, не стоять площадкой ниже, но девушка не решалась, опасаясь за адекватность своего поведения. Сеск, впрочем, не оставил ей выбора, спустился по лестнице и встал, изучая носки своих кроссовок.
- У меня завтра день рождения. Мы могли бы после игры поехать куда-нибудь, если ты не против.
- Я по дискотекам больше не ходок, - покачала она головой.
- Нет, можно было бы ко мне.
Ещё немного, и он начнёт ковырять носком пол. Наде стало смешно, и обида на него окончательно испарилась. Очаровашка испанская.
- Сеск, ты что, так пытаешься помириться?
Он взглянул на неё исподлобья, и крыша не удержалась, сорвалась и улетала в неведомые дали. А когда он взял её за руку, она удивилась, почему искры не посыпались в разные стороны. Точно так же час назад её держал Ван Перси, а ощущения разняться как небо и земля.
В его глазах мелькнула непривычная сосредоточенность, как отблеск того Фабрегаса, который выходит на газон «Эмирейтс».
- Эсперанса, мне хочется, чтобы мы отметили мой день рождения вместе. И чтобы мы вообще были вместе, - и через паузу: - Я люблю тебя.
Возможно, у неё подкосились ноги и она собралась упасть, иначе как объяснить тот факт, что Надя оказалась в объятиях Сеска?
Они целовались на лестничной площадке долго-долго, пока внизу не хлопнула дверь подъезда. Только тогда они перебрались в ёё квартиру, где окна так и остались открытыми, наполнив комнату ласковым лондонским майским вечером.
Тосковать по Минску расхотелось. Жизнь происходила здесь и сейчас, на песочного цвета простынях и мягких подушках. Другой – и не нужно.

---

Прощание

Я давно хотела попрощаться с этими героями, с которыми я прожила довольно внушительный кусок прошлого года. Думала, что смогу родить полноценную заключительную часть, но вот вдруг поняла - не получится. Бросить просто так тоже не могу.
Это моё прощание с Гути и Иванкой.
Большё ничего про них не будет.
Спасибо за всё и простите.


16 января 2009 года на тренировке в ходе подготовки к очередному матчу в рамках Ла Лиги Гути получил травму левой икроножной мышцы. С тех пор «Реал» не видел его прежним.

15 января 2009 года
около 19 часов вечера

Я почти выбегаю из дверей чужого дома, оставляю позади сомнения и страхи, с каждым шагом отрекаясь от других возможностей. Я чуть было не совершила очередную глупость, пожалуй, самую невозможную и отвратительную из всех. Ругать себя не хочется, это было необходимо хотя бы ради того, чтобы понять и принять раз и навсегда простую истину: мне не нужен никто, кроме Хосе. Только его я готова любить всю оставшуюся жизнь. И если ради того, чтобы быть вместе, нужно отказаться от собственных принципов – я согласна. Если нужно утонуть в нём – я могу. Потому что раствориться в его сиянии - и есть цель всей моей жизни. Жаль, что пришлось так долго идти к осознанию своего счастья. Радостно, что я всё-таки пришла к нему.
Гравий дорожки хрустит под каблуками прощальную мелодию. Сюда я больше не вернусь, Рауль будет жить своей обычной жизнью, с детьми и женой, и не придётся ему мучаться воспоминаниями об измене.
Набираю знакомый и любимый номер, заводя машину. Мы не разговаривали почти две недели и расстались не лучшим образом, но почему-то я уверена, что он ответит, выслушает и простит. Какая дура я всё-таки была! Закрылась, старательно возводила стены и защитные рубежи между Хосе и собой. Что я там берегла за ними? Пустоту и разбитую душу. Не стоит того.
- Я слушаю.
Всего два слова, и внутренняя крепость рушится без малейшего звука.
- Прости меня, Хосе. За всё.
Пауза повисает в эфире, машина летит вперёд чёрной сильной птицей.
- Помнишь, ты сказал, что вместе мы со всем справимся?
- Иванка, ты веришь в это? – прерывает он меня.
- Да, я верю. Я знаю, что так и будет.
Быстро темнеет, сумерки в зимнем Мадриде почти незаметны и проскальзывают стремительно, не успеешь ухватить.
- Где ты сейчас? – Хосе нарушает молчание. – Приезжай ко мне.
- Я в пути, - киваю я, хоть он и не увидит.
- Буду ждать, любимая.
Мы не прощаемся, выключая телефоны, всё равно скоро встретимся. Я нажимаю на газ и ловлю себя на том, что счастливо улыбаюсь. Так я могла улыбаться только своему сыну. С ним вместе умерла моя простая и искренняя радость, а вот сейчас, спустя полтора года снова родилась из пепла.
Я спешу к своему ангелу. Пусть весь остальной мир утверждает, что его крылья чёрного цвета, для меня они – самые белые. И кажется, что его свет уже стремится мне на встречу, переполняет и слепит.
Я никогда больше не упаду.
Мой спаситель…


15 января 2009 года
около полуночи

Сигарета в пепельнице, уже которая по счёту. Кофе рядом исходит ароматным паром. За окнами квартиры сияет огнями столица, а в комнатах темно: светится встроенная в вытяжку над плитой лампочка и мерцает телевизор. Заставка новостной программы сменяется говорящей головой диктора. Слушать нет ни малейшего желания, ведь все мысли Хосе вертятся вокруг короткого звонка несколько часов назад и глухого молчания после. Мужчина в очередной раз набирает номер единственной нужной ему женщины и слышит уже набившее оскомину:
- Аппарат абонента выключен или находится вне действия сети.
Он не дожидается совета попробовать позднее, от вежливого механического голоса трясёт. Дорогущая трубка скользит по барной стойке, зависая на самом краю. Глоток кофе горячим комом встаёт в горле, когда до сознания доходит речь из телевизора:
- …По последним сообщениям общее число пострадавших в массовой аварии на автотрассе М-40 достигло 30 человек, из них уже пятеро человек умерло по пути в больницы или во время операций. Напоминаем, что среди погибших – известная актриса и сценарист Иванка Фрейм. Нашим корреспондентам…
Тон ведущего до удивления похож на тот, что недавно сообщал Хосе о выключенном аппарате.
Будущее с морозным потрескиванием покрывается ледяной коркой. Вероятности и варианты сходят с ума, рвутся и теряют основу, вокруг которой должны были сплестись в волшебное кружево. Одинокая лампочка, верой и правдой служившая несколько лет, гаснет за спиной, и окружающий мир в отсветах экрана приобретает мертвенные оттенки.
Хосе аккуратно опускает чашку с кофе на блюдце, так, что даже малейшего стука не раздаётся.
Пустота и ощущение пустыни, бесконечной и безысходной, накрывает квартиру, дом, улицы, город. То место в мире и душе, которое занимала она, заполняется клубящейся тьмой.

Шорох складываемых крыльев.
Последний полёт.
Вниз.

---

Fantasia

Disclaim: всё авторская придумка, герои пренадлежат сами себе.

Лучи солнца дробятся на сотни миниатюрных радуг, танцуют вокруг чистейшего бриллианта в кольце. Принято сравнивать такие камни со слезами, но ей больше нравится другое – прозрачный, как вода в лагунах у тропических островов. В лагуны заплывают огромные морские черепахи, в них бывают миниатюрные скаты, кормящиеся подношениями отдыхающих так же, как голуби на площади Сан-Марко. А как-то раз к ним в гости заявился настоящий дельфин и не исчезал, пока вдоволь не наигрался с ними обоими. Несколько рассветов подряд она вскакивала, откидывая невесомый полог над огромной кроватью, и бежала босиком до пляжа, укрытого почти белым и мелким, как мука, песком. Она превратилась в пятилетнюю девчушку, жаждущую чуда и боящуюся, что оно испарилось с розовым восходом. Но дельфин всё так же резвился в спокойной тёплой воде. Однажды вечером он всё-таки уплыл, и она долго стояла, уткнувшись в сильное загорелое плечо своего спутника, сглатывая безнадёжные детские слёзы.
- Он запомнил тебя, - шептал он ей на ухо и гладил по голове, обещая не словами – голосом, что всё будет хорошо. – Он унесёт память о тебе далеко, поделится с братьями.
Пузырьки взлетают со дна бокалов, скользят в золотистой жидкости и лопаются на поверхности, отдавая окружающему разогретому воздуху игривый, пьянящий и вместе с тем полный достоинства запах настоящего шампанского. За ним прячутся бескрайние виноградники Шампани, высокое голубое небо со скользящей в ней птицей, пожилой француз с загорелым морщинистым лицом – хозяин всех окрестных лоз. Он улыбается, глаза блестят и светят кусочками высокого неба, гордо угощает их плодом своих трудов. Его комплименты порхают вокруг неё не хуже бабочек и щекочут как пузырьки игристого вина, которое они пьют.
- Ты произвела на него впечатление, - довольно улыбался её спутник в машине на обратном пути с виноградников в большой город. – С него станется назвать новый сорт винограда твоим именем.
Лёгкий непрекращающийся бриз укутывает её в неподражаемый солёный морской запах. Порт отсюда даже не виден, но для ветра нет преград и расстояний, он находит их везде в этом волшебном мирке Сен-Тропе, оседает на коже любимым летним ароматом, передаёт привет от скучающих по ним волн и солнца. Очень скоро ей придётся покинуть их ради месяцев в холоде под серым небом, но она оставит им его, своего неизменного спутника, настоящего ребёнка солнца, ветра, моря – всего того, что принято называть летом. Он сам воплощённое лето, круглогодичное, здесь он дома. Только здесь. Среди беззаботного мира Средиземноморья, слепящего сияния набережных, шампанского и бриллиантов.
- Не смотри так. Оно твоё в любом случае. Скажи, ты…, - впервые она слышит неуверенность в его речи, всегда лёгкой настолько, что кажется – он говорит не задумываясь. Так же, как и живёт. – Ты выйдешь за меня?
Лучи дробятся в бриллианте кольца, золотые пузырьки взлетают со дна бокалов, бриз свивает собственное платье вокруг неё. Сказка, мечта, фантазия, грёза созданная и воплощённая мановением его руки. Ключи от дверей в рай, которые будут открыты для неё отныне и навсегда.
- Да, конечно, Криштиану, в любой момент.

@музыка: In-grid "Un homme et une femme"

---

Four seasons

Эпизод 2. April

Вспышка. Удар. Сполох. Удар. Частое белое сверкание, и все движения превращаются в череду фотоснимков. Удар-удар-удар. Тревожное чувство шевелится под диафрагмой от глухого рокота под ногами. Если прикоснутся к стеклянной стене напротив, то наверняка почувствуешь, как она вибрирует в такт толчкам. Плюс ко всему душно и довольно жарко. И ни один кондиционер здесь не поможет.
«Похоже на преисподнюю. Только VIP-класса, с шампанским урожая 1995 года и персональным обслуживанием. Для особо красиво нагрешивших.»
Надя сидела в вип-кабинете эпицентра ночной жизни Лондона – клуба «Министерство Звука» - и уже два часа на себе испытывала этот самый звук, который упрямо долбился ей в пятую точку сквозь пол и кресло. Кроме того, ей старательно делал глазки Бендтнер, которого она вообще лично первый раз в жизни видела. В ответ на его очередное подмигивание девушка фыркнула и прокляла тот момент, когда согласилась сюда прийти.
Она собиралась провести вечер пятницы так, как они с Сеском обычно его проводили в последнее время. Было тепло и уютно сидеть в его объятиях на диване в зимнем саду под желтеющими лимонами. Девушка никак не могла пресытиться ощущением сказки от того, что чувствовала его всей спиной, и от того, что он периодически зарывался носом в её волосы, прерывая свои рассказы. Ох уж эти его словесные потоки! Надя всегда считала, что переплюнуть её в желании поговорить не сможет никто, однако в лице Сеска ей попался достойный соперник. Он умудрялся не замолкать часами, не делая перерывов даже ради того, чтобы смочить горло, а, если не мог вдруг по какой-то нелепой случайности перебить девушку, начинал со скоростью пулемёта балаболить по-испански. Надя всегда замирала и, смотря ему в рот, всё ждала, когда же он вывихнет язык, произнося такие невероятные звукосочетания. Обходилось без травм.
- Ты специально тренируешься, пока меня нет! – обвиняла она его.
- Ага, на Дьяби приёмы отрабатываю. Ты по-французски попробуй так. Вот он может. Мега-месье.
Любимой темой разговоров на диване был садик, начинавшийся сразу за окнами. Пока он ничего собой не представлял, но Сеск так живописал ей петуньи, пионы, ирисы и прочие можжевельники, будто они уже распустились и краснеют на лужайке. Сначала она отказывалась верить, что он сам ковыряется в цветах, но как-то утром застукала его за трогательной беседой с чем-то, отдалённо напоминавшим пальму. Пальме нравилось, она кивала листьями. Сеск довольно улыбался. Надя хохотала после этого весь день, чуть не сорвав лекцию в университете.
Иногда, правда, чем дальше, тем реже, Надя смотрела на него со стороны, так, словно видела первый раз. В такие моменты её словно ледяной молнией пронзала мысль о нереальности всего происходящего. Этого парня показывают по телевизору, у него берут интервью и печатают в газетах. В интернете целые форумы забиты обсуждением того, как он улыбнулся, куда посмотрел и за что рукой подержался. А ещё построением планов по заползанию в его постель, ну хотя бы на ночь. И никто не может представить, с каким лицом он напряжённо смотрит в экран, когда играет на приставке; как недоверчиво, едва заметно поднимает брови, услышав какую-нибудь выдумку про родной клуб; какими детскими наивными глазами следит за перипетиями событий в «Отчаянных домохозяйках» и периодически надувает губы, когда кто-то обижает его любимую Габриэллу (хотя за это последнее Надя была готова придушить Лангорию). Из мелочей она собирала портрет родного и до замирания сердца любимого Сеска. И он действительно был нежным, мягким, теплым, как солнце и море Каталонии. Когда случайно прикасался к ней в машине по пути к его дому. Когда целовал вечером, начиная с кончика носа и заканчивая…, а впрочем, бывало, что и не заканчивая только поцелуями. Когда обнимал ночью во сне. Но если она натыкалась где-то на трансляцию матча «Арсенала», образ разлетался на кусочки, и она сама не могла понять почему. То же лицо, та же улыбка, но совершенно чужой, сосредоточенный на чём-то своём человек. И Наде казалось, что не было между ними этих месяцев откровений, он далёкая и недоступная «звезда», а она – мечтающая болельщица из Минска.
Она перестала смотреть игры канониров, и этот противный липкий холодок начал забываться.
Взрыв хохота вернул её в бухающую и сверкающую реальность. Сеск потащил её на день рождения Лукаша Фабьянски, и Надя решила не отказываться. Он ведёт её в свою компанию, туда, где все другие тоже будут с девушками. Не значит ли это упрочнение и укрепление её статуса? Ведь наверняка где-то рядом притаилась пара фотографов. Да и интересно уже с его командой познакомится.
Ребята оказались на удивление весёлыми и лёгкими в общении. Уже через минут пятнадцать она поняла, что собрались не все, но и этого количества хватало. Сам Лукаш произвёл на неё впечатление милого, но грустного пса, хотелось приобнять, потрепать за ушком и дать косточку. Косточки не было, пришлось выпить шампанского. Темная по окрасу кожи часть «Арсенала» довольно быстро начала развлекаться сама и веселить всех остальных плясками народов Африки. Причём таким образом танцевали не только всякие выходцы из Того, но и вполне себе французские защитники. Смотрелось органично, и не разберёшь, кто откуда понаехал на Туманный Альбион. Справа в уголке скромно сидел какой-то совсем молодой парень, с которым ушёл ненадолго поговаривать Сеск, да так там и застрял в углу. Никлас тоже, по сути, был не противным, и глазки строил в шутку, просто к текущему моменту у Нади уже невозможно испортилось настроение.
Она сидела одна, напротив флиртующего с ней напропалую парня, а Сеску как будто наплевать. Вот нет её здесь и всё. Если уж так хотелось пообщаться с друзьями, шёл бы один. Да даже Алмунья ей больше внимания уделил, чем он! Вон молодец и очаровашка Тео сидит за ручку со своей подружкой, похожей на старшеклассницу, и никуда не уходит.
Девушка для убедительности ещё раз фыркнула и решительно поднялась. Сидеть и ждать у моря погоды надоело, хоть в бар сходить на экскурсию. Подходя к дверям, надёжно отделявшим виповский кабинет от грохота танцпола, Надя оглянулась на неправильно себя ведущего испанца и вздрогнула. Опять этот чужой человек вместо её Сеска. Она побыстрее шагнула к спасительному выходу и практически впечаталась в кого-то очень высокого, как раз входящего ей на встречу.
- Ох, - выдал неопознанный некто. – Добрый вечер, стремительная леди. Ого! Ну надо же!
Надя подняла голову и обнаружила, что стоит практически вплотную к известному хулигану и даже вероятному насильнику - хотя да, обвинения же не подтвердились, но дыма без огня не бывает и всё такое – Робину Ван Перси. А его последние возгласы адресовались её шикарному декольте, куда голландец и смотрел весьма недвусмысленно. Девушка отодвинулась настолько быстро, насколько могла, пожалев, что у неё нет с собой чадры, чтоб укрыться с головы до ног. Ну или хоть какого-нибудь мешка пострашнее.
- Добрый вечер. Извините, - тоном усталой советской телефонистки ответила она.
- Да ничего. А чего ты так шарахаешься? Я не кусаюсь.
Освобождать проход он не намеревался, но хоть взгляд поднял выше, так что Наде перестало казаться, что она - голая на холодном ветру.
- Так только, яд впрысну и уползу, - само собой вырвалось у девушки прежде, чем она успела остановить собственный язык.
Какие-то мгновения она со страхом ждала реакции Ван Перси, отчего-то пребывая в твёрдой уверенности, что реакция эта очень хорошо откинет её к стенке. Но он усмехнулся и заметил:
- Молодец! Ты – девушка Фабрегаса. Он говорил, что ты сначала скажешь, а потом подумаешь, но, по-моему, всё совсем наоборот. А куда ты?
- В бар.
Испуг прошёл, вернулась злость. Этот испанский мачо ещё и рассказывает про неё всякое. Ну ладно, доберутся домой, она уж ему не даст по-испански трепаться.
- А что там? – не отставал голландец.
- Пить хочу! Умру сейчас от жажды.
Ван Перси окинул взглядом стол за её спиной, уставленный бутылками и бокалами разных калибров, и многозначительно кивнул:
- Ну, если пить захотелось, то да. Не задерживаю.
Он действительно уступил, наконец-то, дорогу, и девушка смогла продолжить своё «сошествие» в танцевальный ад. Бар располагался прямо под их кабинетом, Надя протиснулась к стойке, взобралась на высокий стул, кое-как жестами объяснила бармену, чего хочет – докричаться сквозь оглушительный грохот не смог бы никто – и уткнулась в полученный коктейль.
Люди, много людей, разных: красивых и не очень, весёлых, угрюмых, взбудораженных. Они толкаются вокруг, перемешиваются под звук колонок, как густой суп в огромной кастрюле. Все вместе и всё равно каждый сам по себе. Надя нигде ещё не чувствовала себя такой отделённой от других, как сейчас в битком набитом клубе. Музыка встаёт стеной, и девушка не слышит окружающих, свет бьёт в глаза, и она их практически не видит. Рукотворная, добровольная одиночная камера. Что она вообще здесь делает? Это же не её мир, не её любимое времяпрепровождение.
То, что она очутилась на улице, девушка поняла только тогда, когда внезапно стало очень тихо, будто ваты в уши набили. Снаружи тоже толкались желающие повеселиться, но даже самый громкий смех казался блаженным беззвучием. Что-то покатилось вниз по щеке. Надя вытерла это нечто ладошкой. Дождь? Ну конечно же, типичный английский дождь. Не она же плачет, это дождь.
Она шагнула к краю тротуара, взмахнула рукой, чёрное такси тут же выехало ей навстречу из-под железнодорожной эстакады. Извозчики всех столиц мира знают, где поджидать клиентов. Ключ от квартиры впился в пальцы неожиданно больно. Да, вернуться на Леман-стрит, закинуть подальше это дурацкое короткое платье, из которого всё вываливается, встать под душ, смыть с себя этот клуб, этот вечер, эту обжигающую собственную ненужность. Он взялась за холодную дверцу машины.
- Эсперанса!
Крепкий захват выше локтя, его пальцы соскользнули в ложбинку над суставом, нажали на нерв, и рука мгновенно онемела. Противное ощущение, почти тошнотворное, девушка с силой сжала зубы.
- Ну ты что? Хочешь уйти, почему меня не позвала? Эсперанса, ты плачешь что ли? Что случилось?
У него такая смешная майка. Ему никто не говорил, что идти в ритмы хаус-музыки в рокерской атрибутике немножко странно? Почему-то в голову лезут совершенно неуместные мысли. Идёт дождь, а он в одной майке. Сейчас простудится. Надо ему сказать, чтобы пошёл обратно в помещение.
- Посмотри на меня.
Девушка с трудом сглотнула застрявший в горле комок, шмыгнула носом – неужели она всё-таки плачет? – и подняла на него глаза, молясь что есть силы о том, чтобы перед ней не оказался отстраненный чужак.
Взволнованный родной взгляд.
- Давай вернёмся, Эсперанса, - он просил, и так хотелось согласится. – Ещё немножко посидим с ребятами и поедем домой.
С ребятами. Это для него они ребята, а для неё совершенно незнакомые мужики. Да она терпеть не может дискотеки, от них голова начинает трещать так, будто пил неделю не просыхая. Она уже провоняла этим запахом табачного дыма, алкоголя и чужого пота. Домой. К нему? Ей там даже переодеться не во что будет. Она уже много ночей провела под его крышей, а у неё до сих пор нет в его доме не то что тапочек – зубной щётки. Сеск о таких мелочах и не думает вообще. Он, может, вообще о ней не думает? Есть рядом и ладно.
- Пойдём, - лёгкая добрая детская улыбка, от которой едва ли не ямочки на щеках появляются. – Дождь, холодно. Заболеем ещё на пару. Пойдём.
- Ты меня любишь?
Чёрвячок, копошившийся в её душе весь месяц, прошедший с их первого раза, прогрыз себе дорогу. Они были вместе, сидели на диване, обнимались и целовались, как подростки, в машине, он делал ей подарки, заботился как никто, пока она оставалась рядом. И ни разу он не сказал ей, что любит, ни на одном языке. Надя знала, что судить надо не по словам, а по делам. Со случайными любовницами не возятся так долго. Но почему-то судорожно хотелось услышать три простых слова. Или два, если по-испански.
Локти оказались свободными сразу же после того, как в воздухе исчез последний звук её вопроса. Лицо Сеска исказилось, будто она его ударила и, судя по обиде в глазах, ударила исподтишка. Девушке захотелось выкрикнуть ему в лицо: «Ну же! Я же знаю, что любишь. Скажи!» Кровь билась в виски с грохотом ничуть не меньшим, чем ритм внутри клуба, руки затряслись от совершенно больного желания вырвать из него заветное признание. Не может же мужчина быть настолько нерешительным! Ладно, сам первый не хочет говорить и падать на колени, боится, что она сразу же повиснет на нём и присосётся как пиявка. Но на прямой вопрос ответить легче. Давай, что ты смотришь, просто произнеси, это же так просто!
- Тебя такси ждёт.
Шаг назад, и Сеск уже на тротуаре, приподнял плечи и спрятал руки в карманы джинсов в попытке согреться. С треском ломается и осыпается мостик между ними, Надя почти видела крушение чего-то эфемерного, воздушного и неуловимого, обычно называемого доверием.
- Сеск…
- Холодно. Я пойду. И ты не стой, на самом деле заболеешь.
Не верится, что так просто можно развернуться и уйти. Оказывается, можно. И небеса не разверзнутся, и Земля не остановится, и даже молния не сверкнёт. Хотя гром вроде как раздался. Нет, не гром, это поезд по эстакаде прошёл буднично и равнодушно.
- Мисс! Вы едете?
Таксисту надоело ждать, так же, как и ей, и он решил её поторопить, так же, как и она Сеска. Разница вся в том, что таксисту от её отказа плохо не станет, желающих полно. А когда их много, создаётся иллюзия независимости от каждого конкретно. Не хочешь? Ну и Бог с тобой. Свет клином не сошёлся.
- Да, еду.
В салоне дождя не было, но щёки всё равно оставались мокрыми.
Как же ей теперь этот клин из себя выбить?

---

Four seasons

Часть вторая. Spring

Эпизод 1. March

Он звонил – Надя не брала трубку. Он приходил – Надя не открывала дверь, затаившись на диванчике в коридоре и зажав рот ладонями, чтобы не рыдать. Потом он начал приезжать, ставить свой большой автомобиль под её окнами и нести ежедневную вахту. Он, конечно, не торчал на Леман-стрит днями на пролёт, но появлялся обязательно.
Любимый мольберт нашёл свой приют на застеклённом балконе, там, где было больше всего солнечного света. Так что Надя оказалась вынуждена созерцать чёрное чудовище от автопрома, и деться было некуда. Сначала она плакала каждый раз, когда бросала взгляд вниз, на улицу. Затем ей надоело лить крокодильи слёзы, да и ходить вечно с красными глазами и сопливым носом тоже не доставляло удовольствия, поэтому она начала злиться на настырного испанца. А спустя две недели молчаливой осады девушка привыкла и уже подхихикивала, наблюдая за своим «рыцарем».
Это воскресенье выдалось не самым солнечным, но весна всё-таки постепенно прокрадывалась в Лондон, иногда показывала усталым англичанам и приезжим кусочки голубого неба. А плюс десять для северных людей вообще практически жара. Так что девушка откопала в запасах провокационно-короткую юбку, натянула высокие сапоги на не менее высоких каблуках и одела не привычное темное пальто, а короткую курточку, которую бабушка назвала бы не иначе как «поддергушкой». Покрутившись перед зеркалом, Надя пришла к выводу, что она достаточно ослепительна и готова к выходу в город. Прихватив с собой фотоаппарат, она спустилась на Леман-стрит.
Почуяв весну, сидящий в каждой приличной девушке чёртик резко активизировался и ткнул Надю острым хвостиком. Как иначе можно было объяснить то, что она направилась не к станции подземки, а к машине на другой стороне дороги?
- Привет, Фабрегас! Ты не устал тут сидеть?
Он окинул её взглядом, даже в окно высунулся для полнейшего обзора, и едва не присвистнул. Надя мысленно защитала очко в свою пользу. Знай наших!
- Ты куда? На свидание? – слегка недовольно спросил Сеск.
И ещё одно очко девушка кинула в свою копилку.
- У тебя есть планы на сегодня? – ответила она вопросом на вопрос. – А то, может, подкинешь меня? Лень на метро ехать.
На секунду ей показалось, что Сеск задохнётся от возмущения. Но надо отдать ему должное, парень быстро справился с эмоциями, наградил её мрачным взглядом из-под нахмуренных бровей и кивнул на пассажирское сиденье. Внутренне ликуя от удачного «развода», Надя забралась в машину и как будто случайно повыше подняла юбку, пристёгиваясь. Нет, чертёнок явно решил отыграться за всё то время, пока его держали в строгости.
- Куда ехать? – буркнул Сеск.
- К Трафальгардской площади.
Всю дорогу он старательно играл роль оскорбленного воздыхателя, а Надя чуть не подскакивала от смеха в кресле. Она сама не могла объяснить себе, чего добивается, но надувшийся Фабрегас был до невозможности мил и привлекателен, так и хотелось ущипнуть его за щёчки.
- Ты знаешь, что сегодня день святого Патрика? – спросила она уже на подъезде к цели.
- Нет. И что?
- А то, что в центре Лондона парад и фестиваль. Шествие будет.
- Это на него вы будете смотреть?
Он припарковался, каким-то чудом протиснувшись между двумя машинами. Надя видела, что под колонной Нельсона уже собралась приличная толпа зевак, и если было желание занять удачное место, нужно быстренько бежать. Она обернулась к Сеску, нацелила на него камеру и щёлкнула затвором.
- Ну если ты перестанешь изображать рыбу-шар, то мы можем посмотреть вместе.
- Нет такой рыбы.
- А ты биолог что ли? Откуда знаешь?
Она первая направилась в сторону фонтанов, совершенно не сомневаясь, что Фабрегас последует за ней. В такой день, в такой юбке ей подвластны все.
На Трафальгардской площади они провели почти весь день. Посмотрели шествие разряженных под ирландцев людей, повосторгались зажигательным и совершенно завораживающим танцем. Сеск заявил, что, возможно, это посильнее фламенко будет, но попросил никому о таком предательстве родины не говорить. Она фотографировала всё происходящее, но как-то само собой получилось, что прицел её аппарата постоянно уходил в сторону испанца. Он смеялся, возвращал её к празднику, но спустя пару минут снова оказывался в кадре.
Под вечер девушка уже была слегка пьяна от смеха, приятного общества и обширной дегустации чистейшего ирландского виски. Она совершенно забыла о своих переживаниях, душевных метаниях и слезах. Зелёный цвет повсюду, ритмы джиги, нежный, глубокий букет Jameson убедили её, что жизнь прекрасна и удивительна, и думать о неприятностях нет никакого смысла. Домой она поехала только тогда, когда каблуки стали уходить из-под ног, и Сеску приходилось постоянно её подхватывать.
- Я не пьяная, Фабрегас, ты понял! – твёрдо заявила она ему в лицо перед собственной дверью. – Я совершенно трезва! Как стёклышко!
- Ага, - согласно кивнул он, - только ключ мне дай, я открою быстрее.
Надя ретировалась в ванную комнату, бросив Сеска посреди коридора, посмотрела на себя в зеркало и впервые с испугом подумала, а что же дальше? Она день на пролёт флиртовала с парнем, наобнималась с ним до умопомрачения, вроде как в шутку, но сейчас-то шутки закончились. Изобразить из себя глубоко неадекватную девушку под парами выпитого? Может и прокатит.
Сеск сидел на диване и просматривал снимки, сделанные за сегодня. От его вида в простых потертых джинсах и невнятной чёрной футболке, Наде слегка поплохело, так что она вполне убедительно схватилась за косяк. Испанец был просто возмутительно хорош с этими растрёпанными кудрями, легкой небритостью и видом парня из соседнего двора. Он поднял на неё взгляд, закусил губу, что-то перещелкнул на аппарате и попросил:
- Попозируй.
Девушка любила изображать нечто перед объективом, в любом случае это был выход из ситуации, не пришлось с порога выдумывать предлог для выпроваживания испанца за дверь. Так что она с удовольствием вошла в роль топ-модели. В фотосессии поучаствовали и дверь, и столик, и кресло на колёсиках, и подушки с дивана. Сеск же распоряжался так, будто всю жизнь только и занимался тем, что людей снимал. «Волосы распусти», «руку выше», «голову чуть назад». Наде стало смешно и в ответ на его очередную команду «Плечо у кофты приспусти» она расхохоталась:
- Мы тут не для «Плейбоя» фоткаем! И я, слава Богу, не Пэм Андерсон.
Его ладонь быстро оказалась на её запястье, крепко и, вместе с тем, аккуратно сжала его.
- Ты лучше.
Фотоаппарат улетел на диван, застряв в подушках, и, уже практически касаясь её уха губами, Сеск шепнул:
- Mi esperanza.
Он целовал её бьющийся на шее пульс, уже сам стаскивал с её плеч мягкую кофту, заменяя её тепло своим дыханием. Комната неспешно покачивалась на волнах нежности, и Наде пришлось упереться горящим лбом в стену, чтобы найти хоть какую-то опору. Когда он проскользнул рукой к её груди, девушка вздрогнула, и Сеск с мольбой в голосе произнёс:
- Если ты не хочешь, я не буду.
- О Господи! – выдохнула она. – С ума сошёл?
Она развернулась к нему, заглянула в тёмные, почти чёрные глаза и вдруг поняла, что он точно так же ни в чём не уверен, как и она сама. И последние сомнения оставили её, растворились в нахлынувшей любви. Она осыпала его колючие щёки поцелуями, собирала подушечками пальцев запах его кожи, впитывала, присваивала себе его дыхание. Вся дрожь самых первых прикосновение сошлась сейчас в эту комнату, трепетала на их губах, плескалась в расширенных зрачках. Она ждала его, только его всю свою жизнь, засыпая и просыпаясь, плача и смеясь. И ничья другая ласка ей была не нужна больше, все остальные – лишь жалкая замена, подделка, неудачная копия. Она открывалась ему, отдавалась без остатка и ничего не стыдилась.
Его улыбка отнимала последние остатки здравого смысла. Он постоянно искал её взгляд, наблюдал за каждым движением, ловил малейший вздох. Надя не понимала ни слова из того, что он говорил, сжимая её в объятиях, приподнимая, заставляя выгибаться ему на встречу, но ей хватало просто звука его сдавленного, охрипшего голоса. «Фелисидад», «параисо де пасьон», «кьерида». Его испанский лился песней. Она укусила его за губу, не в силах сдержаться, а он только усмехнулся и шепнул:
- Ммм, que apasionada eres.
Это стало последней каплей, дальше Надя уже не помнила ничего, кроме стонов, вскриков и сносящего всё на своём пути наслаждения. Сколько раз они поменялись местами? Кто из них просил продолжения? Она ли спихнула всё с прикроватного столика, или это был он?
Она пришла в себя только глубокой ночью от того, что ей стало щекотно. Сеск нежно перебирал кончиками пальцев по её спине, перемежая прикосновения поцелуями.
- Ай! – вскрикнула девушка и попыталась отстраниться.
Он тихо рассмеялся и положил ладонь ей чуть пониже поясницы, отчего по телу разом побежали табуны приятных мурашек.
- Сеск, - позвала она, почти мурлыча, как кошка.
- Что?
Он устроился рядом, притянув её к себе, и Надя с удовольствием обхватила его руками и ногами, потёрлась носом о подбородок.
- Я люблю тебя, Фабрегас Солер.
Девушка не видела его лица, уткнувшись ему в ключицу, а он молчал, только перебирал её волосы на затылке, легко, словно ветер. Их дыхание становилось всё медленнее, ровнее, глубже. Где-то за окнами горели ночные огни города, Биг Бен показывал время, неугомонные туристы гуляли по Пикадилли. А здесь было спокойно, тепло, и счастье казалось бесконечным.
Уже почти сквозь сон Надя услышала его слова:
- Я знаю, mi querida. Gracias por tu amor. Mi esperanza.

---

Four seasons

Эпизод 3. February

В доме царила гулкая тишина, почти давящая, выгоняющая за порог. Казалось, что стены, светильники, потолки и сама душа жилища осуждающе смотрят на закончившую свою работу гостью. Так смотрят на излишне задержавшегося визитёра, который надоел до зуда в мозгу, но выгнать было бы неприлично. Часы в соседней гостиной прозвенели 11 вечера, в очередной раз напоминая, что пора бы и честь знать.
Надя вздохнула, взяла со стула сумку и в последний раз оглянулась на стену, украшенную творением её рук. Прямо из холла распахивалось ей навстречу побережье Средиземного моря, теплое, солнечное и почему-то до боли родное. Она создавала эскиз почти с натуры, просмотрев сотни фотографий Аренис-де-Мар – все, что смог найти Сеск. За месяц с небольшим, прошедший с начала работы, она сама будто переселилась в этот испанский городок.
У них сложился определённый ритуал общения, простой и очень уютный. Сеск каждый вечер приезжал на своём «Ауди» к выходу из подземки на Оксфорд-стрит, доставлял её в этот дом и исчезал на тренировку. Несколько часов за красками и кистями в одиночестве пролетали незаметно. К ужину испанец обычно привозил какую-то невероятную вкусность с национальным колоритом, а потом усаживался на ступеньку лестницы здесь же, в холле, наблюдал за девушкой - иногда молча, а иногда развлекая её рассказами. Она услышала про его семью, успела заочно влюбиться в его сестру и маму, узнала всю историю их с Карлой отношений и, конечно же, то, каким образом 16-летний паренёк из «Барсы» очутился в Лондоне.
Довольно быстро у них возникла ещё одна традиция: ночные прогулки по английской столице. Единственное время в течение суток, когда оба были свободны, да за Сеском ещё и не бегали фанатки с ручками и плакатами. Они стояли перед закрытыми дверями Театра Её Величества, любовались с Вестминстерского моста зданием Парламента, казавшимся золотым в огнях подсветки. Наступала очередь Нади делиться подробностями жизни, а Биг Бен исправно отсчитывал их общие минуты.
Утром девушка еле продирала глаза и практически засыпала на лекциях, но какое это имело значение? Ведь перед ней каждую ночь открывалась сказка другой души.
И вот сегодня всему этому пришёл конец. Роспись завершена. Повода для встреч больше нет. Девушка прекрасно понимала, что у известного футболиста полно других дел и забот, что он забудет о их беседах довольно скоро, а глядя на стену холла скорее всего станет думать о родном городе и собственной подружке, и никак не о художнице. И всё-таки было жалко до слёз. Хотелось вцепиться в перила лестницы и никуда не уходить. Ну или хотя бы дождаться хозяина.
Она ждала уже два часа. Изучила всю кухню и столовую, посидела в гостиной перед холодным камином, даже обнаружила позади дома зимний сад, чему невероятно удивилась. Как-то странно было представлять Фабрегаса в перчатках с ножницами и лопатками, поливающим многочисленные горшки с фикусами. А вот от картинок, которые ей пришли на ум в огромной сауне с бассейном, Надю бросило в жар. Ей было любопытно, где же спрятался телевизор с любимой игровой приставкой, но забираться в приватные комнаты на втором этаже девушка не стала. А Сеска всё не было.
И вот, когда тишина чужого дома оказалась невыносимой, Надя смирилась с неизбежным. Наверное, он тоже не любит прощания. А может, гуляет где-то с кем-то другим. Да мало ли что! Они же не парочка влюблённых и даже, пожалуй, не друзья. Она просто на него работала и получила, кстати, очень неплохие деньги. Теперь даже в состоянии прикупить новую машинку. Только почему-то очень хотелось вышвырнуть все фунты в помойку и испортить рисунок так, чтобы пришлось всё переделывать заново.
Надя ещё раз вздохнула, отчаянным жестом потуже затянула пояс на пальто и шагнула к входной двери.
Каким образом тяжеленная створка не влетела ей в лоб, девушка не смогла бы объяснить. Сработала непонятно откуда взявшаяся реакция, и Надя успела вовремя отскочить назад прыжком, сделавшим бы честь любой игривой лани.
- Ой, извини! Я тебя не зашиб?
Когда Сеск волновался, щекочущий испанский акцент становился заметнее, и девушке с трудом далось возмущение на лице.
- Попытка была хорошая, - констатировала она.
Он сгрузил на пол все многочисленные пакеты, с которыми явился домой, и с укором спросил:
- Ты что, собиралась уйти и со мной не попрощаться?
- А ты бы ещё в два часа вернулся! Мне, между прочим, завтра на занятия.
- Ты прям как моя мама говоришь. Добро пожаловать домой, дорогой Сеск.
Девушка хотела ещё отвесить какую-нибудь колкость, но решила, что будет выглядеть глупо и промолчала, надувшись. Слова копились и пытались вырваться, поэтому дуться приходилось всё сильней. Парень тем временем, отвернувшись, потрошил пакеты.
- Сегодня, конечно, уже далеко не середина февраля, но я подумал, что лучше поздно, чем никогда, - сообщил он. – Поэтому, Эсперанса, делаю тебе подарок сегодня.
На яркий электрический свет из злополучных пакетов появилось нечто невероятное. У Нади спёрло дыхание, и всё недовольство сдулось лопнувшим шариком. Сеск держал в руках небольшое, размером со стандартную домашнюю картину, панно. На сияющем бирюзовом фоне, затемнённом по краям до почти чёрного цвета, в обрамлении нежно-малиновых орхидей красовались два профиля, склонённых друг к другу, - мужской и женский. Лица были совершенно непрорисованы, зато длинные пряди волос девушки и густой шевелюры мужчины оказались выложены переливающимися кристаллами. Если бы Надю попросили изобразить нежность, она бы не сделала лучше. Панно идеально, до дрожи и замирания сердца, показывало самое начало любви между двумя людьми.
«Почему у этого товарища на картинке прямой нос?» - проскользнула у неё мысль.
- Я… Это… Господи Боже…
Фразы не складывались, рассыпаясь междометиями, руки отказывались подниматься, чтобы принять подарок. Она просто смотрела на пару силуэтов и удерживала непрошенные и совершенно нетипичные для неё слёзы. Сеск осторожно пристроил панно на комоде и протянул Наде ещё один сюрприз, добивший её окончательно. Из трогательно-розовых хризантем какой-то волшебник-флорист сотворил небольшого настоящего милого медвежонка, державшего в лапках ещё один миниатюрный букет из орхидей. Девушке дарили медвежат и раньше, но все они были из меха. До цветочного чуда не додумался никто. Маленькие ушки, глазки, мордочка растрогали её до такой степени, что Надя забыла как, собственно говоря, зовут самого дарителя:
- Ой, Секс… То есть, Сеск…
Она буквально почувствовала, как щёки наливаются предательским румянцем. Это ж надо так оговориться! А Фабрегас усадил хризантемного зверя рядом с панно и, слегка усмехнувшись, сказал:
- Ничего, можешь и так меня звать, если хочется. Даже интересно.
И прежде чем девушка успела ответить нечто вроде «А либидо не треснет?», он легко прикоснулся кончиками пальцев к её щеке и поцеловал. Привычный мир раскололся, разлетаясь во все стороны мириадами ненужных кусочков. Его губы были неожиданно мягкими, теплыми, чувственными. Девушка неосознанно потянулась к нему, прижалась, почувствовала под ладонью вьющиеся волосы, утонула в его запахе. Он целовал не только её губы, её кожу, он прикасался к её душе, сердцу, бьющемуся у самого горла.
«Я люблю его. Боже! Я же люблю его»
Простая истина полоснула безжалостным светом по всем закоулкам сознания. Всё, что она делала в последнее время, было продиктовано только этой ненормальной, неуместной, нелепой любовью. Что принесут ей такие отношения? Ведь она же как никто другой знает, что он чувствует к далёкой, но всё равно близкой Карле. Сеск никогда и ничего не скрывал, у них почти не осталось секретов друг от друга. И он прекрасно знает о её минском парне. Временная интрижка, пока они оба в чужом порту? Почему бы нет?
И как же он невероятно хорошо целуется! Что же он творит в постели, если так целуется?
- Сеск, нет! Хватит!
Надя оттолкнула его, собрав остатки физических и моральных сил.
«Нет, временной интрижки не будет».
Он отпустил её быстро, но удивление в глазах, в разведённых руках, во всей позе лучше всяких слов требовало объяснения.
«Потому что слишком больно»
Девушка схватила выпавшую из рук сумку и буквально пулей выскочила из дверей, пока он не сообразил её остановить. Ведь вряд ли она будет в состоянии отказать второй раз. Она сбежала с крыльца и быстро-быстро зашагала по тёмной улице к остановке автобуса, глотая слёзы и даже не пытаясь их вытереть. Она оставляла за спиной совместные чаепития, прогулки по набережным Темзы, шутки и подколы. Она спасала остатки своего спокойствия, своей гордости, своей внутренней свободы.
«Потому что я слишком его люблю»

Зима 2008 года отживала последние мгновения, февраль заканчивался буквально через полчаса. Плачущая навзрыд девушка шла по тротуару в чужом городе, казавшимся особенно враждебным сегодняшней ночью. Ошарашенный, совершенно не понимающий произошедшего молодой человек сидел на ступеньке лестницы, ведущей на второй этаж собственного дома, и пытался найти ответ в глазах цветочного медвежонка, забытого на комоде той самой девушкой.
Это было их первое расставание.

---

Four seasons

Эпизод 2. January

Редкое зимнее солнце ослепляло, врываясь в окна квартиры, чертить не было ни какого желания, а валяться на диване без дела не давала совесть. Послонявшись из кухни в комнату и обратно и убедившись, что чувство вины впадать в спячку отказывается, Надя пошла на сделку с собой: вооружилась моющими средствами, перчатками и, включив погромче обожаемых 30 stm, отправилась начищать ванную комнату. Полируя зеркало, она в голос подпевала Джареду, особо не стараясь попасть в ноты. В конце концов, она рисует хорошо, а рулады пусть красиво выводят специально обученные люди. Соседи в стенку не стучат и ладно.
В процессе закидывания в стиральную машину одежды, который тоже осуществлялся в ритм песням и пляскам, она набрала домашний номер и пообщалась с мамой. Мама переживала, хорошо ли питается её дочурка, не отощала ли она на английских тостах, не замёрзла ли под британскими дождями и не заблудилась ли в лондонских туманах. Заверив её, что английский завтрак даст фору всем белорусским обедам, дождей не было уже неделю, светит солнышко, а на случай тумана у неё есть карта, фонарик и свисток, Надя перебралась на кухню.
Трель дверного звонка каким-то чудом прорвалась сквозь «Such a beautiful lie to believe in», застав девушку стоящей на подоконнике, где она пыталась с помощью подручных средств починить жалюзи. В качестве подручных средств использовался внушительных размеров кухонный нож. Напевая, она спрыгнула с опасной высоты и отправилась открывать.
- О, Фабрегас!
На пороге её квартиры стоял именно он, что оказалось весьма неожиданным. Надя, конечно, бережно хранила листочек с его телефоном и даже набрала его один раз, чтобы сообщить итог своей эпопеи с наймом квартиры. Но этим всё и ограничилось. В теории он никак не мог образоваться рядом с ней, потому что просто не знал номера дома и квартиры. На практике же вот он, само очарование в замшевой куртке, милый и уютный, переминается в коридоре с каким-то кульком в руке и с сомнением её разглядывает.
- Если ты не хочешь никого видеть, то я уйду, просто скажи. Зачем сразу за оружие хвататься? – произнёс он.
Девушка засмотрелась на его шевелюру и не сразу сообразила, о чём он. Хотя картинка была та ещё, наверно. Резиновые перчатки на руках, большой фартук и нож, всё на фоне громких криков и гитарных соло. Она зловеще усмехнулась и ответила:
- Заходи, не бойся. Свою норму по расчленёнке я сегодня уже выполнила.
Сеск хмыкнул, но в квартиру вошёл, аккуратно прикрыв за собой дверь.
- А как ты меня нашёл? – дала волю любопытству Надя.
- С трудом. Мне пришлось пять раз сфотографироваться, дать девять автографов и…, - он поднял глаза к потолку, что-то посчитывая, - ну раз 20 улыбнуться, пока мне не попался человек, знавший где ты живёшь.
- Ох Боже мой! И к чему же такие жертвы?
- Вот.
Он протянул ей свой пакет. Пока Сеск разувался и освобождался от куртки, Надя заглянула внутрь, отложив орудие труда на диванчик. Она честно попыталась понять, что это там внутри такое, но не получилось.
- Что это за какашки? – озадаченно пробормотала она внутрь кулька.
- Это чуррос! – возмутился парень. – Очень вкусно.
- Это едят? – поразилась Надя.
- Ну конечно! Правда они остыли, но у тебя же есть микроволновка, я надеюсь.
Он отобрал у неё непонятные чуррос и безошибочно определил направление на кухню. Девушке оставалось только пойти следом, до сих пор не веря, что по её полу ступает четвертый номер «Арсенала».
- Это большая наглость с твоей стороны, Фабрегас, - сообщила она. – Теперь мне придётся поить тебя кофе.
Он посмотрел на свои наручные часы и попросил:
- Лучше чаем. Почти пять.
Надя на мгновение засомневалась в его испанском происхождении, но спорить не стала. Чай, так чай. В такой компании, хоть какао, хоть манную кашу с комочками. Хозяйничая у плиты и рассказывая о своём обиталище, она не могла вспомнить в какой именно момент ей вдруг начал нравится этот молодой жгучий брюнет. Ведь ещё осенью она знать не знала ничего о турнирной таблице АПЛ, а теперь каждые выходные садилась перед телевизором и едва не размахивала красным флагом. А уж при появлении Сеска на экране её слюноотделение принимало катастрофические размеры. Пожалуй, посоперничать с ней в этом вопросе смогли бы только собачки Павлова.
Она развернулась к своему гостю, чтобы убедиться ещё раз, что ей всё происходящее не снится, и обнаружила, что Сеск вытащил из папки на столе лист грумбахеровской бумаги и что-то на ней чиркает её любимым карандашом.
- Если ты сломаешь мне грифель, - предупредила Надя, - я вернусь в коридор за ножом.
Он проигнорировал угрозу, даже взгляда от рисования не поднял. Просто подпёр щеку рукой, и девушке пришлось ухватиться за подоконник, чтобы не рухнуть на пол, потому что колени разом ослабели. Если бы она была парнем, а Сеск – девушкой, она бы уверенно заявила, что её (или уже его?) тут активно соблазняют на собственной кухне. А уж когда испанец привычным образом закусил нижнюю губу, Наде захотелось просто взвыть в избытке чувств. Она бы, наверно, сбежала в комнату от греха подальше, но тут Сеск заговорил, тихо, задумчиво, будто сам с собою:
- Ты необычная, Эсперанса. Не такая, как все. В смысле, не такая, как все, кого я знаю. Я всё думал, что ты ещё раз позвонишь, а ты не звонишь. Это здорово. Интересно. Вот я и приехал.
Он замолчал, изучая то, что изобразил, а девушка почувствовала, как впервые за долгое время все слова улетучились из головы вместе с иронией и юмором. Хотелось просто стоять и смотреть на него, долго, бесконечно, и пусть он хоть все запасы бумаги изведёт вместе с карандашами. И показалось, что отдельно взятая часть её квартиры повисла где-то в безверменьи, в каком-то фантастическом нигде. Ведь ну не может же быть такого! Ладно, один раз чудо в виде случайной встречи со «звездой» ещё допустимо, даже с точки зрения теории вероятности. Но то, что эта же самая «звезда» найдёт тебя во второй раз, принесёт тебе к чаю угощение и начнёт отвешивать комплименты… Все функции распределения должны сойти с ума для подобных совпадений. Этого просто не-может-быть!
Надя как в тумане шагнула к столу, сама не зная, что сейчас сделает: запустит пальцы в густую шевелюру, накинется с поцелуями или будет глупо стоять и молчать, - и тут её взгляд упал на рисунок. При виде странного существа, отдалённо напоминающего человечка с ножками от таксы и ручками от гориллы, потерявшееся было сознание вернулось на своё законное место.
- Да ты монстрище! – воскликнула девушка. – Боттичелли с Рафаэлем просто отдыхают, а Матисс с Моне курят в углу.
Сеск посмотрел на неё так, будто у неё на голове выросли антенны, и она начала передавать сигналы в космос.
- Ты это сейчас с кем разговаривала?
Она отмахнулась, потому что объяснять пришлось бы долго, а остановить её лекции о великих художниках до сих пор удавалось только любимому белорусскому Ромео, да и то исключительно заткнув рот поцелуем.
- Неправильно ты, Фабрегас, карандаш держишь. Чего ты вцепился в него? Нежнее, кисть расслаблена, движения лёгкие, без нажима. Дай покажу.
На какое-то время она забыла обо всём, душа, мысли, эмоции сконцентрировались на остром кончике грифеля, перетекая на бумагу тёмными штрихами. Под её рукой рождался новый мир, сначала робкий, едва видный, совсем непонятный. Постепенно он наливался объёмом, перспективой. Ещё одно волшебное движение карандаша – и рисунок встряхнулся, ожил, задышал.
- Madre mio, tu eres una maga, - восторженно прошептал Сеск.
- Что? – переспросила Надя и первый раз встретилась с ним взглядом.
Смотреть в его шоколадные, по-детски добрые, отражающие солнечный свет из окна глаза было просто невозможно, но и оторваться сил не хватало. Она поняла, что пропала в этот самый момент, растаяла весенним снегом, и всё внутренние стены пали перед невероятным испанским обаянием.
- Ты так можешь и красками? – поинтересовался он, продолжая гипнотизировать её.
- Да, конечно, - кивнула Надя, плохо понимая собственные слова.
Обрывками мыслей она благословила собственного учителя английского за то, что может сейчас практически на автомате разговаривать на чужом языке.
- Сможешь расписать стену в моём доме?
Нет, всё-таки её английский был не достаточно хорош, потому что на сложносочинённое предложение её уже не хватило. Она смогла издать только какой-то нечленораздельный звук. Оказаться в его доме? Создать картину на стене? Оставить собственный след в его жизни? Рождество же прошло уже давно, и вдруг такой подарок!
Он по-своему понял ещё мычание, и быстро уточнил, помотав головой и разрушив магию взглядов:
- Я заплачу за работу. Просто я искал художника, а ты так здорово рисуешь. Но если не можешь…
- Какое сегодня число? – перебила его девушка.
Сеск от неожиданности осёкся, но ответил, взглянув на наручные часы:
- Седьмое января.
Надя откинулась на спинку стула и счастливо рассмеялась. Католическое Рождество прошло и подарило ей первую встречу с испанцем, а православное Рождество принесло невероятный шанс на продолжение знакомства. Хорошенький сюрприз под ёлку! Бантика не хватает. И обёртки, чтобы было что сорвать. Жалко, что такие праздники случаются только два раза в год. Хотя… Когда там китайцы новый год справляют?
- Я распишу тебе хоть весь дом, Фабрегас, - заверила она его. – Включая окна, подвалы и чердаки. Хочешь, и тебя заодно разрисую? Со скидкой за опт.
- Э нет! – усмехнулся он. – Боюсь, Карла не поймёт, если я к ней приеду весь в цветочек или в крапинку.
- Могу под оленёнка Бэмби сделать, - не отступалась девушка. – Или гламурно – под жирафа.
Нахохотавшись до колик в животе, они переключились на обсуждение рабочих вопросов, заедая их разогретыми чуррос и запивая чаем. Сеск пообещал встретить её завтра же у Oxford Circus и отвезти на место будущего трудового подвига, дабы оценить масштаб и стоимость. Сомнительно выглядевший испанский десерт оказался очень жирным, но вкусным настолько, что надёжно спрятался в желудках за считанные минуты. Через полчаса Сеск отправился выгонять его из организма на тренировке, а Надя попросту удобно устроилась на диванчике оттопырившимся желудком кверху, слушала музыку и прикидывала какой там следующий праздник по календарю. По всему выходило - 14 февраля. Что выкинет её разыгравшийся ангел-хранитель к такому торжеству, девушка предпочла не загадывать. Ведь неожиданные подарки всегда приятнее.

---

Four seasons

Disclaim: всё авторский бред, все люди принадлежат сами себе и ничего подобного не делали.

Часть первая. Winter.

Эпизод 1. December

Вы когда-нибудь были в Лондоне на Рождество? Если были, вы знаете, что такое сказка. Обычно примороженные англичане ударяются в праздничную суету, город украшается огнями, гирляндами, несметное количество еловых веток, листов остролиста и плюща идут на алтарь торжества. Магазины похожи на волшебные сундуки с сокровищами, по которым шныряют суетливые люди-муравьи, из церквей раздаются восхваляющие святых гимны, а в театрах случается бум постановок. На улицы высаживается десант Санта Клаусов, которые поздравляют всех встречных, особо не интересуясь, а есть ли желание быть поздравленным.
Вот и Надя не избежала этой рождественской участи. Получив свою порцию пожеланий счастливого 2007 года, она завернулась поплотнее в огроменный шарф, дунула на отросшую челку, в очередной раз пожалев, что не купила вчера в «Харродсе» шикарную чёрную шляпу, и подошла к своей Зелёнке. Таким сомнительным именем девушка обозначала купленный по дешёвке «Фиат Пунто». Машинке уже стукнуло 10 лет, она сверкала изумрудными боками и плевалась выхлопными газами. Она была великолепна, и Надя, что скрывать, очень любила свою старушку. Та исправно доставляла свою владелицу и к университету Лондона, и к небольшому магазинчику в конце знаменитой Оксфорд-стрит, где девушка зарабатывала на существование в английской столице. Они были неразлучны. Но сегодня, похоже, Зелёнка решила отдать концы, не прощаясь.
После пяти минут тщетных попыток реанимировать машину, Надя замерла перед поднятым капотом, пытаясь решить, за что бы ещё подёргать. Хотелось заплакать: во-первых, было жалко Зелёнку, во-вторых, девушка нещадно опаздывала на встречу в Уайтчепел. Даже если она сейчас рванёт к подземке, всё равно не успеет.
- Вам помочь? – раздалось позади.
Иногда провидение разговаривает по-английски с каким-то лёгким акцентом, сразу и не понять с каким. Девушка развернулась, уже собираясь благодарить участливого прохожего, но вырвалось у неё совсем не «thanks»:
- Ой, ёпсиль-мопсиль!
Смуглая кожа, тёмные глаза, чёрные волосы, поставленные на макушке в ирокезик, нос с горбинкой и умопомрачительная нижняя губа, за которую так и хотелось укусить, не вызывали сомнения – перед ней воплотился… А вот как его звали, Надя никак вспомнить не могла. Она видела трансляции Премьер-Лиги, которые активно смотрели её соседи по общежитию, но вот имя конкретного игрока лондонского «Арсенала» выветрилось из головы.
- Простите? – уточнил парень.
По-английски он разговаривал очень даже уверенно, а вот по-русски почему-то нет. Пришлось переключится на язык Шекспира.
- Да, пожалуйста. Что-то случилось с моей машиной, - для наглядности девушка указала на бесстыдно раскрытое нутро родной Зелёнки.
Он с сомнением проследил взглядом за её движением и спросил неуверенно:
- Вы что, на этом ездите?
- Хорошая машина, между прочим! – оскорбилась за свою старушку Надя.
- Ну да, была когда-то, - согласно пробормотал он.
Возразить было нечего, поэтому девушка просто скорбно вздохнула. Они какое-то время постояли вместе, прощаясь с отбегавшей своё Зелёнкой. Девушке хотелось произнести нечто вроде: «Ты была хорошей подругой, покойся с миром», - но она промолчала. А парень, чьё имя она так и не вспомнила, просто тактично молчал.
- Блин, - выдала наконец-то после минуты молчания Надя. – Я опоздала.
- А куда вам надо? Может быть, я вас подвезу?
Чудеса случаются, особенно под Рождество, и плевать, что оно – католическое, а не православное. Сдержав себя, чтобы не запрыгнуть на добрейшего «самаритянина», она кивнула.
- Было бы замечательно. Мне нужно в Уайтчепел.
- Так это не далеко. Садитесь, я вас подкину.
Он кивнул на припаркованную чуть ближе к Ойстон-роуд «Ауди». Надя прикинула, что её Зелёнка смотрелась бы рядом с этим мега-сараем на колёсах, как Моська рядом со слоном. Задние габариты, казалось, ехидно подмигивали красными глазищами. Воспользовавшись тем, что так и неопознанный хозяин повернулся к девушке спиной, она показала язык пятидверной махине.
- Меня Сеск зовут, - сообщил он, когда они тронулись с места.
- О, точно! – обрадовалась возвращению памяти Надя. – Фабрегас!
- Только Фабрегас, - улыбнувшись и мгновенно став похожим на мальчишку-сорванца, поправил её он.
- Извини.
- Да ничего. А ты?
- Я? Я – Надя.
- Странное имя. Ты ведь не англичанка?
«Сам ты странное имя», - слегка обиделась девушка, вполне себе привыкшая к собственному наименованию. – «Можно подумать, самого Джоном или Джеком зовут по фамилии Смит».
- Нет, я из Минска.
- Ой, - передёрнул плечами Сеск, втискивая своё чёрное чудовище в плотный поток на Нью-Оксфорд-стрит, - холодно там у вас. Что твоё имя значит?
- Хоуп, - смущённо ответила девушка, по-английски это звучало как-то действительно странно, будто воздушный шарик лопнул.
- Эсперанса, - мечтательно протянул он.
- Что? – не поняла она.
- По-испански «надежда» - эсперанса. Красивое имя.
Девушка вдруг почувствовала, что краснеет, не ясно с чего бы это. Просто так бархатно прозвучало её собственное имя на испанский манер, что захотелось разлечься в кресле машины и ехать далеко-далеко, до самого Средиземного моря. И пусть бы он говорил с ней на своём переливчатом языке. «Соберись! Что за южные бредни посреди зимнего Лондона?!» - приказала себе Надя. Но не тут-то было, гормоны пошли гулять по организму в обнимку с адреналином. Пришлось отвернуться к окну и замолчать.
- Чем занимаешься в Лондоне? – зато разговорчивый испанец не желал соблюдать тишину.
- Учусь.
- О, круто! Где?
- В University College London, - ответила Надя, про себя проклиная любопытство как явление и мировое зло, и, предупреждая возможные вопросы, сразу продолжила, - на факультете архитектуры и строительства.
- Ну вообще!
Похоже, его приводило в восторг всё на свете. Продолжать сидеть, нахохлившись, как замёрзший воробей, было просто невозможно. Надя тоже заулыбалась и решила задать дурацкий вопрос для проверки границ его хорошего настроения:
- А ты чем занимаешься?
- В футбол играю, - ни мало не смутившись, сообщил Сеск.
- Аааа… Ну и как, хорошо получается?
Наконец-то ей удалось выбить его из колеи. Он посмотрел на девушку, как на свалившуюся с луны или выбравшуюся из дичайшей глухомани, но потом, видимо решив, что Минск и есть та самая глухомань, пробормотал нерешительно:
- Вроде ничего.
Тут она не выдержала и расхохоталась над его сосредоточенно поджатыми губами. Её смех разлетелся по салону звоном ломающихся льдинок недоверия и неловкости.
- Прикалываешься, да? – тоже рассмеялся Сеск.
Надя счастливо кивнула, забыв о том, что десять минут назад сломалась машина и теперь ей придётся везде добираться на метро или автобусах, что нет денег на то, чтобы полететь домой на Новый Год, потому что все сбережения ушли на оплату обучения, а остатки предстоит заплатить за квартиру.
- Куда именно в Уайтчепел? – осведомился он.
- На Леман-стрит. Я хочу там квартиру снять, - зачем-то пояснила девушка. – Надоело в общежитии жить. Рисовать там просто невозможно.
- Ты рисуешь? Давно?
Зря он это спросил. Надя могла рассказывать о своём любимом занятии часами, не замолкая даже во время еды и прочих естественных надобностей. Они добрались до места под её аккомпанемент, и пришлось даже посидеть в машине перед домом, пока девушка не закончила свою мысль.
- Спасибо, что подвёз, - с сожалением начала прощаться она.
- Да пожалуйста. Здесь подземка недалеко, - указал он себе за спину, - выберешься?
- Конечно. Ещё раз спасибо.
Надя открыла дверцу, собираясь спрыгнуть на тротуар, но Сеск её остановил:
- Подожди.
Он вытащил из бардачка бумажку, что-то черканул на ней и протянул девушке.
- Вот, это мой телефон. Позвони мне как-нибудь, - и, увидев её удивлённые глаза, почти извиняясь, пояснил, - интересно же, сняла ты квартиру или нет.
- Ладно, - всё ещё не отойдя от шока, кивнула она.
Испанец попрощался и укатил на своём сияющем «Ауди», а Надя всё так и стояла на Леман-стрит, сжимая в кулачке его номер.
Небо над Лондоном в декабре серое и совсем неприветливое, солнца не хватает отчаянно. В центре города его лучи с успехом заменяет праздничная иллюминация, а здесь серые высокие дома, редкие машины и одинокое, лишённое листвы дерево. В кармане – самый минимум фунтов, только на то, чтобы снять однушку и дотянуть до зарплаты на следующей неделе. Мечтать не то, что о визите домой, но и о ремонте для родной Зелёнки не приходится. Но Наде почему-то вдруг показалось, что между облаками показался клочок чего-то высокого, чистого, солнечного, голубого, а кто-то рядом еле слышно шепнул: «Эсперанса».
«Ветер что ли?» - тряхнула тёмной шевелюрой Надя и отправилась на встречу судьбе, принявшей сейчас облик агента по недвижимости.

---

Никогда такого не было. Всё неправда и авторский бред.
Слэш, NC-17.

- Ты беременна!
То ли вопрос, то ли возглас восторга вырывается у Иоланды. Они с Олальей обнимаются и счастливо смеются, разом забыв обо всём на свете, кроме долгожданной, но всё равно ошеломительной новости. Ты какое-то время с детской улыбкой наблюдаешь за ними, но потом взгляд перескакивает на Пепе, и радость уносится волной. Нет, он всё ещё кажется тем же добродушным весельчаком, который с удовольствием поддержит лучшего друга, почти ставшего папашей. Но ты слишком хорошо знаешь все оттенки его тёмных глаз и сейчас видишь, что известие ему не нравится категорически. Чуть нервно отпиваешь чай из огромной кружки, чтобы скрыть внезапную и неуместную гримасу.
Пепе встаёт из-за обеденного стола, осведомляется не будут ли против девочки, если они пойдут погоняют виртуальный мяч в честь такого события. Ну естественно, они не против! Ещё бы! Теперь у подруг начнутся собственные женские секреты. Мужчины им только мешают.
- Пойдём, Нандо, - хлопает он тебя по плечу, и его улыбка не предвещает ничего хорошего.
Идти не хочется, но упираться глупо, поэтому шагаешь следом за вратарём в соседнюю комнату. В конце концов, что он сделает? Жена за стенкой, да и не страдал Пепе никогда склонностью к маханию кулаками. И всё равно, что-то замирает в районе солнечного сплетения, когда он закрывает за вами дверь.

Иногда тренер решается на эксперименты и выставляет вас друг против друга. Рафа объясняет это тем, что лучшему страйкеру нужен лучший голкипер и наоборот. Иначе ни удар, ни сейв не отработаешь как следует. Пепе ужасно не любит оказываться в рамке, когда ты у мяча, страшно бесится потом, после тренировки, и может дутся днями. Зато для всей остальной команды ваше противостояние – бесплатное шоу. О работе никто не вспоминает уже через пару мгновений, включая Бенитеса. Ты подозреваешь, что он прибегает к своей методике, когда ему становится скучно. В любом случае, публика собирается на некотором отдалении и активно болеет, подбадривая вас смехом, свистом и улюлюканьем. Совсем как мальчишки во дворе.
Тебе нравится отыгрывать свою роль «Золотого Ребёнка» по полной. Старательно разводишь Пепе, заставляешь его кидаться в разные углы ворот раз за разом и неизменно забиваешь. Всё-таки на газоне ты сильнее, и с подростковой вредностью используешь пожалуй единственную возможность осадить Пепе, подколоть его, побыть выше, сверху. И даже твёрдая уверенность в обязательной расплате тебя не останавливает.

- Что ты так смотришь? – разводишь руками, неуверенно улыбаешься и продолжаешь говорить первое пришедшее на ум, лишь бы не было гнетущей тишины. – Можешь начинать поздравления, я тоже не совсем…
Реакция у него замечательная и скорость отменная, особенно у рук. Не успеваешь заметить движения, и вот он уже цепко держит тебя за горло. Всякое бывало, но до явной грубости никогда не доходило, поэтому неприятный холодок бежит вниз по спине. Пепе практически одного с тобой роста, но существенно мощнее, а вот так близко он вообще кажется большим медведем. Злым медведем.
- Пепе…, - сдавленно произносишь ты, но он прерывает тебя, чуть сильнее сжимая пальцы на твоей шее.
- Ты женишься на ней теперь
И второй раз за пять минут ты не можешь понять – вопрос это был или утверждение. Пытаешься протолкнуть сквозь связки хотя бы один звук, но ничего не выходит, только больно делается. Мысли о том, что можно пустить в дело руки и, на худой конец, ноги, даже не возникает. Когда вы наедине, его главенство неоспоримо.

Ребята хохочут на поле и продолжают потешаться над вратарём в раздевалке. Ты как будто в пьяном угаре веселишься вместе с ними. Он подыгрывает вам, однако обмануть тебя ему не удаётся. Ты чётко понимаешь, насколько неприятны Пепе все эти шуточки, и всё равно не останавливаешься. Дирк запускает в сидящего на скамейке Пепе полотенцем и скрывается за дверью душевой, вы остаётесь наедине. Он раздражённо откидывает скрученную для веса ткань, застёгивает молнию на сумке и встаёт.
- Эй, слушай, да ладно тебе! – усмехаешься ты и привычным жестом хлопаешь Хосе по бритой макушке.
Обычно он не возражает, но сегодня не то настроение. Предупреждающий резкий взгляд и фраза на прощанье таким тоном, каким говорят с надоевшим до чёртиков ребёнком:
- Да пошёл ты, Фернандо.

Одной рукой он всё ещё сжимает твою шею, а вторая внезапно оказывается на ширинке твоих джинсов. Холодок на позвоночнике сменяется мурашками, мысли прыгают внутри черепа мячиками для пинг-понга. Он что, совсем спятил? Олалья в соседней гостиной! Дверь, конечно, закрыта, но не заперта. Девчонкам в любой момент может надоесть сплетничать, они заявятся сюда и… От мысли о том зрелище, которое может им представиться, ты моментально краснеешь.
- Пепе, перестань!
О, оказывается, хватка ослабла, и ты уже можешь свободно дышать и говорить, чем немедленно и пользуешься, почти выкрикивая:
- Хватит! Твоя жена рядом! С ума сошёл? Не сейчас же…
- Если не будешь орать, никто и не узнает, - тихо отвечает он.
Его ладонь перемещается с горла на плечо, пока другая слегка сдавливает тебя сквозь плотную ткань, ты смотришь в его удивительно спокойные глаза и начинаешь понимать, что похоже игра проиграна.
- Что на тебя нашло? До вечера потерпи, - последняя попытка сохранить благоразумие.
Пепе притягивает тебя к себе, целует сильно, глубоко, совсем так, как ты любишь. Ясно, ждать он не намерен. Ещё одно движение его языка рядом с твоим, и у тебя окончательно сносит крышу: ты сам прижимаешься к нему ближе и ни за какие призы мира не хочешь прерываться. Сильные руки скользят вниз по твоей спине, уверенно задирают тонкий свитер, добираются до открытой кожи. Ты протискиваешь ладонь между вами и обнаруживаешь, что у него уже стоит на тебя так, будто вы уже как минимум минут десять назад приступили к делу.
- Вот чёрт! – вырывается у тебя между поцелуями.
В какой-то момент диван толкает тебя под колени, и ты буквально падаешь на него, потому что Пепе больше не держит тебя. Секундная пауза на перекрестье взглядов, а потом вы начинаете судорожно раздеваться, одежда разлетается в разные стороны, всё равно куда – лишь бы не мешала. Тебя колотит от возбуждения, когда Пепе встаёт напротив тебя, кажется, что вся кровь разом хлынула ниже пояса, пульсируя между ног. На самом деле, тебе сейчас больше всего хочется, чтобы он просто трахнул тебя без всякой подготовки, потому что подготовки уже и не надо. Тебе, по крайней мере. Но Пепе так не любит, и ради нужного тебе продолжения, ты согласен потерпеть, подчинится.
Чтобы ожидание не превратилось в вечность, ты торопливо берёшь его член в руку, облизываешь его по всей длине снизу вверх. Тебе давно уже не нужно видеть лицо Рейны, чтобы узнать нравится ему или нет. Ему в принципе нравится всё, что ты делаешь в постели, и то, как ты это делаешь. Это ты бываешь недоволен какими-то его поступками и замашками, а он – никогда. Однажды, в приступе нежности, он признался, что ему с тобой очень повезло, ты идеален.
Он запускает пальцы в твои слегка отросшие волосы и, как только ты обхватываешь его губами, удерживает тебя за затылок, буквально заставляя взять в рот целиком, при этом слегка толкаясь вперёд. Дыхание останавливается на несколько мгновений, а Пепе с наслаждением стонет что-то непонятное.
Есть в твоём откровенно униженном сейчас положении некое извращённое удовольствие. На трезвую голову, когда Рейны нет рядом, ты не можешь понять, почему позволяешь ему быть главным и даже эгоистичным. Ты – главная «звезда» вашего клуба, победитель, будущая легенда. Видимо, дело в том, что во время секса голова отключается напрочь, и вылезают откуда-то из тёмных глубин задавленные инстинкты маленького мальчишки из бедного района, которому периодически пытались указать его место.
Ты не в силах больше сдерживаться, голова кружится, а свободная ладонь сама тянется к собственному члену. Ты ласкаешь себя не спеша, совсем в ином ритме, нежели Пепе, ведь тебе нужно продержаться чуточку дольше. Ловишь его головку языком, нежно щекочешь, снова забираешь в рот, на этот раз двигаясь быстрее. Однако очень скоро дыхание сбивается, наслаждение, поднимающееся иголочками от живота, вырывает уже у тебя пока ещё негромкие вскрики. Ты откидываешь на спинку дивана, забыв о Пепе, погрузившись в собственные переживания.
К счастью, ему тоже достаточно прелюдии, да и эгоизм его имеет вполне приемлемые границы. Новый поцелуй, гораздо более ласковый, чем в начале, но не менее страстный, его рука присоединяется к твоей. Открываешь глаза, будто сквозь туман смотришь на него.
- Давай, Нандо, - мягко шепчет он.
Тебе не нужно ничего объяснять: встаешь на колени, упираешься лбом в подлокотник, открываешься перед ним. Мелкая дрожь предвкушения бежит волнами по коже, пока Пепе аккуратно готовит тебя, по опыту зная насколько необходимо растянуть. Он большой не только ростом, но и всеми размерами вообще. Каждый раз, когда он входит, тебе кажется, что просто физически не возможно принять такое в себя. Вы уже больше года вместе, и всё равно это ощущение неизбежно появляется, впрочем быстро исчезая в урагане удовольствия. Пепе начинает медленно, осторожно, даёт привыкнуть. На какое-то время замираешь, прислушиваясь к своему телу, почти перестаешь дышать, снова прикасаешься к своему возбуждённом члену, и нервные окончания отзываются, сходят с ума от восторга. Когда движения Рейны делаются глубже, быстрее, ты вскрикиваешь, сильнее изгибаешься и стонешь наверно слишком громко, потому что он просит:
- Тише! Тише!
Впиваешься зубами в кожаную обивку, но всё равно не можешь замолчать окончательно. Дверь в коридор, за которым начинается гостиная, в опасной близости, но сейчас тебе плевать. Пусть услышат, пусть увидят, ты не остановишься, даже если стены вокруг обрушаться. Слишком хорошо. Закусываешь нижнюю губу почти до крови, а потом задаёшь нужный отрывистый ритм, почти умоляя:
- Ещё… Ещё… Немного… Да….
Оргазм припадком бьёт по сознанию, взрываешься в собственную руку. Пепе ещё больше ускоряется, хотя всё и так было очень быстро. Несколько глубоких движений почти на грани того, что можно вынести, и он кончает в тебя горячим потоком.

Догоняешь его на стоянке перед тренировочной базой, удерживаешь водительскую дверь, чтобы не успел стартануть до того, как ты скажешь то, что собирался.
- Пепе, ну что ты обижаешься? В конце концов, не я же это всё придумал.
- Ты замечательно подыграл, впрочем, как всегда.
В его голосе не обида, а настоящая злость. Тебе становится неудобно и даже стыдно, хотя ты до конца не понимаешь, почему бы это.
- Брось, - просишь ты. – Ну подумаешь, несколько мячей. Пусть уж лучше я их тебе засажу.
Пепе берётся за ручку с явным намерением захлопнуть дверь несмотря ни на что, даже если придётся отдавить тебе все пальцы.
- Нет, Фернандо, - острый, как бритва, взгляд впивается в тебя. – Из нас двоих, засаживаю я. Понял, Малыш?
Вздрагиваешь от неожиданной грубости, делая шаг назад, скулы покрываются краской смущения и возмущения одновременно.
- Увидимся позже, - уже ровно обещает Рейна. – Олалья пригласила нас с Ланой на обед. Я так понял, у неё какая-то новость.
Смотришь вслед его машине, прикидывая, чем же закончится этот самый обед, если Пепе уже сейчас злой, как чёрт. Ведь ты-то знаешь, что за новость хочет сообщить Ола. Вздыхаешь, внутренне смирившись с неизбежным. Что особенного он может сделать? Позлиться и успокоится. Усмехаешься, вспоминая прошедшую тренировку, и довольно бормочешь:
- И всё-таки я здорово тебе вставил.
Мальчишка из бедного квартала испанской столицы всё ещё сидит в тебе, «звезде» и будущей легенде.